название: Slow Foxtrot (Медленный фокстрот)
фандом: ориджинал
рейтинг: NC-17
жанр: romance, POV
размер: миди, скорее всего
дисклаймер: моё
предупреждение: слэш, намеки на инцест. ЮСТ
от автора: Действие происходит в начале 2000го года, когда еще не было сотовых телефонов, компьютера в каждом доме и тем более безлимитного интернета. (можете ли вы поверить, что такое когда-то было?)) Я очень давно вынашивала идею написать про бальные танцы и сам этот рассказ тоже, осталось только закончить)
Медленный фокстрот, для общего представления, на ютубе: Медленный фокстрот (видео)
Саундтрек:
Музыка, под которую можно его танцевать:
классика)
Эта не очень подходит, но под нее тоже можно, и мне она нравится)
Примерные образы героев нашла только двоих героев пока. Жаль, что такая модельная внешность, конечно, но что поделать. Позднее попробую нарисовать их)
Артур
Андрей идеальная картинка нашлась :sm15:
читать дальшеЯ люблю медленный фокстрот. Все медленные танцы чем-то похожи, но этот танец особенный.
Тренировка. Под ногами потертый паркет, немного скользкий. Длинная юбка партнерши все время болтается между моих колен, но это не мешает, я привык. Музыка заполняет все вокруг, погружает в другую плоскость, где эхом от высоких стен и зеркал течет мелодия. Наслаждаюсь каждым звуком, подтягиваю ногу, поднимаюсь, поворот и плавное движение. Счет внутри меня естественный, как сердечный ритм: быстро – медленно – медленно, быстро – медленно – быстро. Мой позвоночник вытягивается, я чувствую, как при каждом движении корпуса перекатываются мышцы на спине, шее… Закрываю глаза. Кажется, это лучше сексуального удовольствия, когда мелодия скользит сквозь твое тело, отзываясь даже в легком нажатии пальцев на плече, в наклоне головы…
- Стоп, стоп, Артур, ты опять забываешься.
Стас хлопает в ладоши, бежит к магнитофону, прижимает клавишу. Равнодушный щелчок прерывает мое блаженство, и я снова возвращаюсь вниз. На землю. В танцевальном зале тихо, светло от весеннего мороза, который щедро льется из широких сплошных окон. Паркет сияет царапинами и черными полосами от бальных туфель. Слышно как на третьем этаже Дворца кто-то разговаривает, слышно как мотается кассета. Минуты две мы с Натой молча любуемся на идеальный профиль нашего тренера. Потом он встает, подходит к нам и смотрит задумчиво. Я не дышу.
- Наташ, ты опять от него отходишь слишком далеко, где контакт? Артур, - переводит взгляд на меня, немного хмурится. – Где ты витаешь? Фокстрот – это парный танец, где очень важно ваше взаимодействие. Сколько раз я тебе говорил? Ты забываешь о партнерше. – качает головой.
- Я же веду, - с виноватой улыбкой оправдываюсь. Когда он вот так смотрит на меня, желудок сжимается…
- Да, - кивает Стас. Как ему удается улыбнуться уголком рта, одновременно и укоризненно и подбадривающее? - Но ты все равно танцуешь будто один. У вас нет пары. Как Наталья ни старается, ты на нее даже не смотришь.
Быстро облизываю нижнюю губу, она сухая и соленая. Все мои симптомы налицо. Перевожу взгляд на Нату, а она, опустив голову, изучает свои часы. Ей эти индивидуальные занятия на фиг не нужны, ей вообще, можно сказать, на танцы наплевать. Настаиваю на занятиях я.
Мне это нужно.
- У меня так получается. Не знаю, почему, – тихо говорю я. Я действительно не знаю. Когда я танцую, я выкладываюсь по полной, практически выворачиваюсь наизнанку, но это все равно не то, что нужно. Этого недостаточно. Стас складывает руки на груди. Он всегда носит рубашки цвета берлинской лазури или индиго, а еще черную жилетку, черные брюки. Я не видел еще ни одного человека, которому бы так сильно шел синий цвет.
- Давайте без музыки.
Встаем в пару.
- Нет, нет, Наталья, сколько можно повторять? – у него голос терпеливый и доброжелательный, всегда, даже когда сто раз приходится повторять одно и то же.
Он мягко берет мою партнершу за локоть и разворачивает к себе. Вся правая сторона, начиная с ряда пуговиц посреди груди, это для девушки. Он уверенной рукой прижимает ее за талию, колени, как положено, чуть согнуты.
- Вот так, чувствуешь?
Ната смеется, первый раз сегодня улыбнулась, зараза. Глазки заблестели.
- Да…
Я знаю, что у нас в коллективе все девушки от Стаса без ума. Я их понимаю, как можно иначе. Моя партнерша лентяйка и ни за что бы не ходила на эти индивидуальные занятия, если бы он не был таким… внимательным в это время. На общих занятиях довольно сложно привлечь к себе внимание тренера. А на индивидуалках… он смотрел только на нас, говорил только с нами, и хотя я и сильно уставал, но чувствовал себя после этого часа божественно. Что может сравниться с удовольствием медленно танцевать под его пристальным взглядом, зная что он следит за каждым твоим движеним, поворотом, выражением лица? Даже если он делает это только для того, чтобы увидеть ошибки?
А еще приятней смотреть на него, хотя это редко случается.
Стас танцует полкомпозиции с моей партнершей, я наблюдаю, как они двигаются, тесно соприкасаясь. Он не полностью держит стойку, прижимая ее только правой рукой, левая опущена. Но в этом есть небрежное изящество, я сглатываю и поправляю воротник рубашки. Разве смогу я когда-нибудь сравниться с ним?
- А теперь попробуйте вместе.
Наташка не охотно идет ко мне через ползала. Встаем в пару, тщательно проверив стойку. Начинаем танцевать без музыки, и на втором круге опять сбиваемся.
- Ну что такое с вами сегодня?
Девушка поправляет волосы. Ей опять скучно, она устала, дома у нее какой-то сериал по телеку, а она тут торчит со мной, да еще и деньги за это приходится выкладывать.
- Я схожу в туалет, можно? – переступает каблуками.
- Давай, только быстро. – Стас иногда немного щурится, когда улыбается, поэтому кажется, что он смеется над какой-то забавной мыслью, только что пришедшей ему в голову. И мне хочется немедленно улыбнуться в ответ и подобострастно заглянуть ему в лицо.
Эх, Ната, Ната, знала бы ты, о чем я думаю… Поняла бы ты? Цокают по паркету бальные туфли. Стас задумчиво смотрит в окно. В занятии маленький перерыв, за окном слипшимися хлопьями падает снег, наверное, уже последний этой весной. Он кружится в венском вальсе и тает на стекле пятнами. В душе набухает, набухает и распускается невыносимое чувство. Я делаю глубокий вдох прежде чем спросить.
- А может, со мной?
Он поворачивается. Это недоуменное выражение лица я тоже люблю.
- Что?
- Покажешь мне. Я за партнершу.
Сбивчиво улыбаюсь. Губы пересохли, а вода в раздевалке, во время и сразу после тренировки пить нельзя. Мокрый снег за стеклом, не достать, а я бы с удовольствием проглотил горсть, язык присох к небу. О, господи, почему я такой идиот. Но Стас кивает и тоже улыбается, но совсем по-другому, чем до этого. Он подходит ко мне, подает руку, «Он не отказался! - ликует сердце, а мозги отвечают, - конечно, он же тренер, мы ему за это платим деньги…»
Так, так, надо поменять руки. Сначала замок, - сцепляем руки, ладонь у него немного теплее моей и твердая, и он начинает повторять то, что мы слышим почти каждое занятие, с тех пор как выросли из детской группы. «Не дави слишком на запястье, когда ведешь, это должен быть едва заметный толчок, импульс. Вот так». Это первая точка, «потом вот здесь», он кладет руку мне на спину, у левой лопатки, приятно, я нахожу треугольную мышцу на его правой руке - это вторая, и последняя, наверное, самая важная, - я, затаив дыхание, придвигаюсь к нему, - это бедра, здесь контакт держать труднее всего…
Я почти ничего не соображаю, не знаю партию партнерши, но он ведет меня, и мы танцуем. Без музыки, под шорох наших подошв по паркету, ритмичное скольжение. Это такое необычное чувство, это просто волшебно, потому что каким-то едва ощутимым движением руки или корпуса он говорит мне куда идти, и я слушаюсь его, удивляясь гармоничному сочетанию наших тел, движущихся в самом красивом и чувственном танце – господи, как я люблю его, - медленный фокстрот…
- Ну что?
Все заканчивается слишком быстро. Стас смотрит на меня с прищуром, у него ресницы такие черные, каких у людей не бывает. Мне хочется провалиться сквозь землю вместе со своим неровным дыханием. Быстро, быстро, быстро, медленно, быстро, быстро, - это совсем не тот ритм. Опускаю голову. Но я на удивление спокоен внешне.
- Хорошо. Я понял…
Единственное, что я понял, так это то, что партнершей быть намного приятнее.
- Хорошо, вот и Наталья, пробуйте. Вам от занятия осталось полчаса.
* * *
После тренировки в это воскресенье я прихожу домой в пять часов, на улице уже темнеет. Отрешенно глядя в стену, раздеваюсь, достаю из сумки брюки, складываю и вешаю в шкаф, рубашку на плечики. Расческой провожу по волосам справа назад, слева назад. Я делаю это каждый день после тренировки, и в голове абсолютно пусто. Одиннадцать лет занятий бальными танцами, пять шесть раз в неделю. Я делаю все не задумываясь, так же как дышу. Туфли на полку, протереть воском. Галстук… я сегодня был без галстука. Вдруг улавливаю запах сигарет, и ощущения реальности возвращаются, как будто я просыпаюсь.
Дверь балкона в моей комнате приоткрыта, и оттуда тянет холодком.
Брат.
Накинув на плечи халат, я выхожу на воздух, плотно закрывая за собой комнату. Вижу длинную темную фигуру брата. Оперевшись на перила локтями, Костя курит и смотрит вниз, с высоты седьмого этажа. Снег все еще идет. Я подхожу ближе, достаю из его пачки сигарету.
Хорошо жить со старшим братом. Он есть, он понимает тебя и заботиться о тебе.
- Как тренировка?
Медленно, с удовольствием выдыхаю струйку дыма:
- Как обычно.
И он кивает. Костя все знает, знает про меня, я имею ввиду. Еще с тех пор как один придурок в школе меня… впрочем, стоп, я запретил себе вспоминать об этом. Старший брат – единственный кому я рассказал, что я гей. А вот сам он всегда только о девушках, и девушки его любят, но как назло не везет ему с ними. Попадаются одни красивые дуры. В общем, совсем не то, что надо.
Костя знает про Стаса.
Он сразу понял, когда я на тренировки стал летать, как на праздник, с улыбкой, особенно, когда индивидуальные занятия стал чаще брать, откладывая деньги, практически отказывая себе во всем. Трудно тут не заметить.
- А он сам-то, как думаешь, того? – спросил тогда брат, молча выслушав мои признания.
- Не знаю...
Почему я не мог ответить «нет»? Стас не похож на того, кто мог бы интересоваться мужчинами, нисколько. Но что-то подсказывало мне, что вероятность такая есть. Может быть, это всего лишь надежда и нежелание признавать очевидное.
Смешно, похоже на бред, но… Я сказал брату, что так говорит моя интуиция.
Скорее всего, это просто самообман, защита, иначе не знаю, как я смог бы и дальше … ведь должен же я надеяться хоть немного.
***
Завтрашний день не обещает ничего интересного. Три пары в университете, вечером – латина. Латину можно даже пропустить, сделать себе небольшой выходной, хотя мне очень хочется увидеться с другом Яном, мы давно с ним не виделись. Я раздумываю об этом, пока пью чай и листаю конспекты, особо не вчитываясь. Все равно ничего не запомню. Решаю завтра вечером отдохнуть. Дальше, после ванной, сразу же иду спать.
Я люблю момент, когда голова касается подушки и слегка утопает в ней. Свежий запах постельного белья. Приятная усталость в мышцах. Тяжелые веки. Люблю несколько минут перед тем как заснуть, думать о чем-то хорошем, отчего сердце погружается в пространство мечты, как брошенный в синюю глубину камень.
Музыка в голове, неторопливый тягучий ритм, наши бедра соприкасаются, он делает широкий шаг между моих ног, я послушно иду назад, плавно сгибаю колени и сразу следующий шаг вверх, он выше меня, его бедро скользит по внутренней стороне моей ноги на каждом движении композиции. Рука крепко сжимает мою в замке, ладонь на левой лопатке нажимает, направляет. Шаг, шаг, поворот. Прямо напротив моих глаз четко очерченные губы, подбородок, шея…
Я не замечаю, как засыпаю, засыпаю сладко как ребенок, как уставший человек. И мне хорошо. Утро начинается с привычного стояка. Пищит будильник, и я снова не помню что мне снилось. Но это было что-то очень приятное. Переворачиваюсь на живот, лицом в подушку и позволяю себе еще немного подумать о том, чего мне очень сильно хочется.
Потом начинается день.
* * *
Год назад мы поссорились с руководителями моего родного коллектива. Точнее, мама, которая в первые годы все время сидела вместе с остальными родителями и смотрела, как я занимаюсь, поссорилась со всеми, с кем только могла. Не знаю, в чем точно было дело. Кажется, мне хотели поменять партнершу, были какие–то интриги, на которые мне было плевать. Мир спортивных танцев не так прост, как кажется людям непосвященным. Но меня этот мир мало волнует, я всего лишь люблю танцевать. Я знаю, что я не чемпион, так какая мне разница прошел ли я в четверть или в финал, и какое занял место на Самом Крутом Конкурсе Города?
Для кого-то бальные танцы - это спорт. Конкурсы, медали, призы, известность. Это шелковые рубашки в моем шкафу, фраки, брюки, горы крема для обуви, тонны геля, лак для волос, простой, с блестками… Но танцы для меня - это просто необходимость, как сон или еда, или воздух. Звучит романтично, но на самом деле я не романтик. Просто с чем еще сравнить?
Не помню всех подробностей перехода, у меня тогда еще в школе и в личной жизни тоже появились проблемы, мне очень не хотелось покидать родной клуб, где я занимался с семи лет, но кончилось все тем, что мы ушли.
Мы – я и партнерша. Она хотела вообще бросить танцы, но я убедил ее попробовать себя в новом коллективе. Новый коллектив… это действительно многое меняет, я это понял, когда пришел на первое занятие. Другие ребята, более дружелюбные, другие тренера, более внимательные, и другая атмосфера, слава богу, потому, что если бы здесь было так же как там, я бы бросил все и подался в хоккеисты.
Помню свое первое занятие очень хорошо, потому что тогда я познакомился с Яном. Он стал моим лучшим другом. Ян немного старше, его мать у нас тренер по латине, и поэтому он много времени проводит в клубе, практически там живет, и танцует он лучше многих, кого я знаю. У Яна в полном комплекте оказалось то, чего никогда не было у меня: наглость, амбиции, привычка увиваться за девочками, любовь к сплетням и постоянно хорошее настроение. Как ни странно, мы с этим парнем легко нашли общий язык. Самое лучшее в нашей дружбе - это наша независимость друг от друга.
Первые две недели, когда была только латина, Стас был на больничном, Ян помогал мне вливаться в коллектив, и я постепенно чувствовал себя все комфортнее. После тренировок, уставшие, мы выходили на свежий воздух и шли до парковки. У Яна был черный шевроле и он иногда подвозил меня до дома, если не подвозил какую-нибудь из девчонок. Он рассказывал разные истории, которые случались в клубе до моего появления. Он знал практически все обо всех. Таким образом, я понял, что Стас «классный, красавчик, круто танцует и работает юристом» еще до того, как увидел его…
Никогда не верил в чушь про любовь и про то, как это бывает. Гром среди ясного неба, дрожь в коленях, сердце в пятках… Но, в целом, было очень похоже.
В тот вечер после разминки, мы с Яном у дальней стены зала трепались не помню уже точно о чем. Ян рассказывал очередной случай из своего колледжа, вдруг замолчал, просияв самой обаятельной своей улыбкой, и кивнул куда-то за моей спиной, я обернулся.
Тут могла бы быть замедленная съемка.
Он был совсем не таким, как остальные тренеры, которые мне встречались… Он был вообще ни на кого не похож. В наше время таких нет, словно он слез с ленты старого американского фильма. Классическая стрижка, аккуратно выбритые виски, черные волосы, лицо с прямыми чертами, будто начерченное острым карандашом на бумаге… да это просто невозможно описать. Не только в красоте дело.
Наверное, я влюбился уже в тот момент, когда он протянул мне руку и улыбнулся.
Позже я узнал его лучше. И больше чем внешность, очаровывала его манера общаться. Крепкое рукопожатие, ровный, спокойный голос. Четкие замечания. Во время занятий, он шутил, спрашивал «как настроение?» и «как дела» и особенно… он умел сказать так, что хотелось из шкуры выпрыгнуть, но доказать, что можешь... стать лучшим. Для него.
Я всегда мечтал танцевать только для него.
1 глава
Если бы я захотел кому-то рассказать свою историю, то я бы не смог придумать ее начало. Так бы и пришлось начать с середины. С какого-то из дней, когда я так же тихо и мучительно жил со своими мечтами.
Бессмысленно описывать день за днем, потому что все они у меня одинаковы. Говорят, что со временем пелена влюбленности должна упасть или хотя бы проясниться, но со мной ничего такого не случилось. Я просто живу с этим. И больно и хорошо одновременно. Мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет, стал ездить каждое утро на метро, днем занимаюсь, изредка гуляю с друзьями, вечером хожу на танцы, выходные чаще всего провожу с братом. Раз в месяц мы ездим к родителям на ужин. Иногда Костя находит нам с партнершей работу, и мы танцуем на праздниках за деньги. Деньги, кстати, неплохие, на карманные расходы хватает.
Такова моя жизнь, можно рассказать в двух предложениях. Обычная жизнь. Я не знаю, как можно быть довольным или недовольным чем-то в такой благополучной и спокойной жизни. Но иногда я стал делать такое, чего никогда не делал в детстве, и это говорит о многом... Иногда я прямо посреди дня останавливаюсь, бросаю все дела, ложусь на диван, закладываю руки за голову и смотрю в потолок. Мне кажется, в эти минуты я растерян как никогда, я лежу с открытыми глазами, и пустота вытекает из них, пустота, растерянность, одиночество. Так, наверное, проявляется взросление.
Наверное, каждый человек выделяет эту часть своей жизни отдельно. Вот в голове у него череда дней рождения, вечеринок, этапов поступлений, разных рабочих мест… и параллельно всему этому – личная жизнь. Сгустками, пятнами эмоций, выветренными временем, но все еще живыми, похожими на дышащие блеклые бусины. И эта нитка с бусинами, когда мы начинаем понемногу вытягивать ее, становится ярче на свету, одно воспоминание ведет за собой другое, так же и то, что ты хотел бы забыть навсегда, то, что, кажется, было уже не с тобой.
Я всегда думал, что эту нить воспоминаний нужно доставать только в одиночестве, ведь в ней всё… всё самое прекрасное и мерзкое, что есть глубоко внутри человека. Очень глубоко внутри.
Моей первой сексуальной фантазией был брат.
Я, наверное, был еще в пятом классе, когда подумал об этом. Мы всегда очень близко общались, несмотря на пять лет разницы в возрасте. Когда мы, бывает, дрались, в шутку или всерьез, его прикосновения были уже не такими как раньше. Из-за учебы и танцев у меня было мало времени, чтобы размышлять о том, насколько это неправильно. Мне нравилось представлять себе, как он приходит в мою комнату, когда я делаю уроки, и неожиданно целует меня. Или залезает ночью ко мне под одеяло. Сначала фантазии были вполне невинны, потом уже я стал более любознателен. Но, как бы то ни было, инициатором во всех моих фантазиях всегда был брат, а я подчинялся его желанию. В реальности, конечно же, ничего такого не было.
Когда я был в восьмом классе, у нас в клубе целый сентябрь занимался парень, от которого я не мог оторвать глаз, успокаивался, бегая в раздевалку за водой. Это было тяжелое время, я тогда всеми изощренными способами отлынивал от танцев. Притворялся больным. Только маму трудно было перехитрить. Сейчас я не вспомню даже как его звали. В школе было, конечно, увлечение одноклассником, но совсем недолго. Мы поцеловались один раз после кислого пива в подъезде и потом стали хорошими друзьями, мой интерес к нему абсолютно пропал. В танцевальном лагере летом после девятого мне показалось, что мне понравилась девочка. Точнее я так на это надеялся, что почти убедил себя. Около меня всегда было много влюбленных девушек, говорю без всякого хвастовства, потому что не горжусь этим. Со временем я научился держать их всех на расстоянии. А эта девушка была довольно необычной и очень настойчивой. В конце концов, я не знал уже как ей отказать, и она лишила меня девственности в холодной темной раздевалке сразу же, как все ушли после тренировки. Не могу сказать, что мне было хорошо. Но я был рад, что это случилось. Опыт для меня всегда был очень важен. Потом мама купила кассету с фильмом «Грязные танцы». Она обожала всё, что связано с бальными танцами. И я влюбился в Патрика Суэйзи. Он был настолько великолепен, что на какое-то время мысли о нем заменили даже мои любимые фантазии о старшем брате. Я до сих пор очень люблю этого актера. Его имя, лицо и то, как он двигался, танцуя, всегда будет связано для меня с моим детством и школьными годами.
Я начал лучше контролировать себя, когда гормональный всплеск поутих. Мне стало проще жить. Я очень мало думал о любви, о сексе. Это казалось мне второстепенным. Я думал, что, может быть, любви вообще не существует или же это сильное преувеличение обычных чувств особо впечатлительных людей.
Ну вот в общем то и всё обо мне. Только ещё один случай, о котором можно рассказать подробнее, потому что рассказывать кроме этого не о чем. Из всей моей личной истории он выделяется особенно. Школьный приятель, Андрей, учился на год старше. Он был высокий, темноволосый, худой, как брат. Я поэтому и обратил на него внимание, что он показался мне похожим на Костю. Я с ним не общался, только здоровался. Компанией старшеклассников мы пару раз напивались с ним вместе на школьных дискотеках. Я, конечно, всегда выделялся в лучшую сторону по шкале «хорошее поведение» среди своих сверстников, но попробовал и эту часть школьной жизни.
На выпускном вечере в школе меня попросили выступить, станцевать что-нибудь зажигательное. У нас с Натой есть любимый микс для таких случаев – румба, чача, пасадобль. Небалованной публике нравится, в особенности полупрозрачное, усыпанное стразами Наташкино платье. Я же выглядел, как настоящий мачо (так мне казалось тогда) идеально сидящие черные брюки, обтягивающая шелковая рубашка с глубоким V- вырезом и серебристая вышивка на правой стороне груди. Я даже сережку в ухо вставил, хотя это совсем не вязалось с образом, и мать была категорически против. Но я посчитал, что это ужасно круто.
Андрей был ведущим в тот вечер. Самое большое его достоинство было это красивый, низкий голос, с приятным тембром и богатый интонациями. Все от него тащились, не скрывая, и учителя и девушки. Директриса постоянно привлекала его за это к общественной деятельности. Ежегодные КВН, звонки, выпускные… В общем, я с моими танцами и он с его голосом, мы были в одной упряжке принудительно социально-активных учеников.
Я наблюдал за представлением из-за кулис, и попутно смотрел на Андрея, мне нравилось, как он свободно вел себя на сцене, с каждым годом он выглядел все выше и уверенней. В конце концов я заметил, что по росту он меня слегка перегнал, а я не такой уж маленький, метр восемьдесят. И что-то в нем было не так, я это чувствовал. То есть, я даже это отчетливо видел, просто не привык тогда еще доверять своему чутью.
В маленькой комнатенке, где все переодевались и толкались в ожидании своего выхода, мы все провели большую часть вечера. Я развлекал ноющую Нату. Ей было душно здесь, воняло лаком, ее затылок ныл от сильно стянутых сзади волос, она хотела пить. Андрей тихо переговаривался с ди-джеем. Я утешал Наташку, а потом, когда обернулся, увидел, как он пьет минералку, запрокинув голову, в профиль, и кадык ходил ходуном, а на висках блестела испарина, и воротник черной рубашки у него намок. И я тогда подумал, что, пусть он мне, в общем-то, и не нравится, но из всех, кого я знаю, с ним я, пожалуй, хотел бы заняться сексом. У меня жарко скрутило внизу живота от этой мысли. Я раньше никогда не был так близок к этому, к взрослому. И никогда не был так уверен, что этот парень неотрывно пялился на мою задницу, а не на то, что показывало прозрачное платье моей партнерши. Когда я чуть позже случайно поймал его взгляд украдкой, мне стало не по себе. И я испугался. Чувствовать себя добычей или объектом это было непривычно, и как-то… не по мне. Я подумал, что не буду обращать на это внимание, но тут вмешалась судьба и распорядилась мной без спроса, без вариантов, как с той девочкой из танцевального лагеря.
Вышло так, что я забыл свои дорогие запонки от костюма там, где мы переодевались, и мне пришлось тащиться обратно в актовый зал, откуда уже все ушли. Я очень надеялся, что их никто не уволок. Мама бы очень расстроилась. В углу сцены копался Андрей, собирая какие-то бумажки. Он обернулся на звук шагов и улыбнулся мне.
- Ну как настроение?
- Нормально… - я поднялся на сцену и остановился, задумчиво глядя на него. Он в ответ смотрел на меня так, как будто знал обо мне всё, даже цвет моих трусов. Заинтересованность сквозила из всех черт его нессиметричного лица и была бы оскорбительна для любого нормального парня. Значит, он тоже раскусил меня.
- Ты хорошо танцуешь, - сказал он этим своим красивым голосом, от которого мурашки бежали по телу, и прищурился, как бы раздумывая, прежде чем предпринять что-то сомнительное. Потом неожиданно схватил меня за руку и широко улыбнулся, я вздрогнул, парни мне так ещё никогда не улыбались, и я почувствовал, что со мной происходит сейчас нечто очень важное, нечто, так необходимое моему собственному «я».
- Видел пару минут назад твои запонки в аппаратской, - голос стал на тональность ниже, чем обычно.
Я получал удовольствие от его голоса, и четко знал, куда несут меня ноги. Мне было любопытно. Поэтому я сотни раз потом обдумывал все, и был уверен, что пошел на это сознательно Он уверенно потянул меня за собой в маленькую комнатку с аппаратурой, я не успел опомниться, как он закрыл дверь на защелку. Посмотрев на мое невозмутимое лицо, он рассмеялся и подошел ко мне вплотную, как бы невзначай зацепился пальцами за пряжку ремня. Передо мной был сейчас другой человек. Незнакомый. Зрачки расширены, веки покраснели. Не очень-то приятное зрелище, немного пугающее. И растерянность снова охватила меня. Стоит ли мне делать это? Словно в полусне я услышал:
- А я ведь давно за тобой наблюдаю. А ты, оказывается, сам… Так не будем время терять?
Я сразу почувствовал жар его рта. Я буквально задеревенел и не мог ответить, его настойчивые, скользкие и какие-то собственнические губы раздражали меня все сильнее, но потом он вдруг чувственно задел языком мой язык и по телу скользнула искра удовольствия. Такого животного, пошлого удовольствия, неестественного, без примеси какого-либо чувства, кроме похоти. Я не знал, что так бывает. Все произошло почти на уровне рефлекса. Я вцепился в его темные волосы, притягивая еще ближе, подумав вдруг, что у брата они были бы такими же даже по длине. Желание быстро нарастало, и мне уже не нужно было решать, как поступить. Я решительно перехватил инициативу в поцелуе, а он неожиданно быстро сдался, позволив мне делать всё, что я смогу. Мы оказались без одежды на продавленном старом диване с драной обивкой, на котором я просидел с Натой целый вечер, ожидая пока окончится шоу. И мог ли я знать, что он будет так отвратно скрипеть остатками пружин, пока я буду неловко и очень страстно в первый раз в жизни заниматься сексом с мужчиной? Думаю, без хорошей растяжки, Андрею было больно, но он кончил с громким криком. Я ведь уже упоминал, какой сексуальный его голос? Мне до сих пор иногда вспоминаются эти возбуждающе низкие стоны и вздохи... И я понять не могу, как никто нас не застукал после такой своеобразной музыки, наверное, нам очень повезло. Очень повезло. Конечно, после случившегося, я был очень доволен собой.
И, в общем, хоть некоторые угрызения омрачали душу, но в то же время я был рад. Я думал, как хорошо, что у меня уже есть опыт, и хорошо, что обошлось без продолжений и последствий, потому что Андрей выпустился, и мы не встречались больше. В одиннадцатом классе потом у меня был только один случай личного характера, но я о нем вспоминать не хочу, как я уже говорил, об этом ни за что и никому не рассказывал, кроме брата. Ну а потом я увидел Стаса… и пропал для общества, для всяких подростковых приключений и вообще чего-либо не связанного с ним и танцами.
Так и не заметил, как рассказал в двух абзацах всю свою интимную жизнь. Похвастаться нечем, но какая есть. Да… нечего больше рассказать.
А если бы я вел любовный дневник, я бы писал туда все слова, которые мне говорил Стас на каждом занятии, типа по порядку: «Добый день», «ну, с чего начнем?», «опять хотите фокстрот? Надо на танго композицию обновить», «Локоть, Артур», «Хорошо, Артур», «Артур, вот здесь ты ногу недотягиваешь», «уже лучше, молодец», « еще раз», «с самого начала», «с угла»… и так далее…
* * *
Неделя проходит незаметно. Учеба поглощает с головой. А с последним снегом я ошибся, в этом году зима решила задержаться еще на несколько недель. Я пью молоко и проглаживаю утюгом складки на брюках, когда звонит домашний телефон, и Костя из прихожей орёт: «Возьми трубу».
Звонит моя партнерша.
- Я сегодня не приду на занятие. Позвони Стасу, отмени, окей? – слышно как в комнате Наты поёт Мадонна.
- А что случилось? – я тупею от неожиданности и внезапного понимания, насколько сильно всю неделю ждал выходных, чтобы увидеть Стаса.
- Да так. Приболела немного.
По ее голосу ничего не определишь, но я уверен, что она вполне здорова. Вредное, нехорошее чувство поднимается изнутри, однако я сдерживаю его.
- Слушай… - с силой накручиваю провод на палец, - если дело в деньгах, то я могу…
- Нет! – обрывает раздраженно. - Я болею. Собираюсь проспать целый день. Так что сегодня пропускаем, можно мне хоть одну неделю отдохнуть, а? Я думаю, что можно. В общем, мы договорились? Пока.
- Э… пока...
Кладу трубку. Смотрю на нее, словно впервые вижу. Красная, гладкая, на ней овальные блики и пластмасса теплая от моей руки. Номер Стаса я помню наизусть, но я понимаю, что звонить не буду. Не буду. Я иду доглаживать брюки, у меня какое-то странное предчувствие, как предчувствие падения, когда ты опускаешь голову и видишь кочку у себя под ногами, и прежде чем споткнуться и упасть ты успеваешь подумать «Черт!» и представить, как больно будет пропахать носом асфальт.
Костя надевает куртку в прихожей и видит меня в проеме двери.
- Чего такой опущенный? – с улыбкой спрашивает.
- Так… - лицо брата вполне спокойное, но я уже знаю, что он заметил и волнуется, иначе бы просто ушел. Я подхожу и неожиданно для самого себя хлопаюсь лбом в его плечо. Он не двигается, только мягко обнимает меня одной рукой, и вдруг я понимаю, что слова застряли в горле, и я не могу выговорить ни звука. Да я и не знаю что сказать. Что мне паршиво? Это итак ясно. Что мне надоело сходить с ума и думать постоянно об одном и том же человеке? Что я ненормально одержим? Что я гребаный пидор, поэтому не могу даже думать о взаимности, потому что я чертов реалист, который даже в своих сексуальных фантазиях всегда предельно приземлен и скептичен?
Я не могу сказать то, что вертится на языке, ведь это звучит противно и жалко, как в мелодраме. Костя молчит.
- Иногда мне хочется сломать ногу… чтобы больше не танцевать. – Говорю я. наконец. И мне кажется, что этим я выразил все, что хотел. Только тошнит от драматичности сцены.
Я вздрагиваю, когда Костя кладет ладонь мне на затылок и успокаивающе гладит, как мама в детстве.
- Думаешь, это не настоящее? – тихо спрашиваю я. - Думаешь, я все это придумал, как безмозглая старшеклассница?
- Думаю, что у тебя все будет хорошо. – Произносит он после паузы.
Я выдыхаю. Он отстраняется, подмигивает, и, не давая мне опомниться, рывком застегнув молнию на куртке, выходит за дверь.
А я чувствую, что мне стало легче и с улыбкой смотрю на это поспешное бегство. Но я ему верю.
Через пять минут я уже бегу по скользкой подмороженной улице с сумкой на плече. Мне почему-то хочется скорее увидеть Стаса и кажется, что случится что-то хорошее. Я знаю, что это все влияние весеннего воздуха, но это не делает меня менее влюбленным. Наташка не придет и тренировки не будет. Но, по крайней мере, я его увижу и уже совсем скоро.
Во дворце Молодежи темно и тихо. Выходной. Гулко отдается каждый шаг, пока я поднимаюсь на третий этаж, мимоходом посмотревшись в зеркала. Волосы растрепались, но мне кажется, что в зеркале, когда я пробегал мимо, отразился кто-то другой. Не я, а незнакомый парень, мальчишка. Я бросаю сумку и куртку в раздевалке и заглядываю в зал. Там никого. Горит одна лампа в углу, остальная часть помещения тонет в темноте, за огромными окнами снизу едва видны мутные пятна фонарей. Я закрываю дверь и заглядываю в тренерскую.
- Привет…
2 глава
Медленный фокстрот - это длинные линии, непрерывное, плавное поступательное движение, сдержанная сила и полет. Этот танец считается трудным, так как требует хорошего равновесия и постоянного контроля за каждым движением. Чтобы исполнять его грациозно, партнеру и особенно партнерше нужна длительная тренировка. Медленный фокстрот требует большого пространства, и на небольшой или забитой парами площадке танцевать его довольно трудно.
Благодаря моему маленькому обману, мы проводим вместе почти час. Мы ждем, когда придет Наташа, сидя на кожаном диване в тренерской. Я постукиваю каблуками черных бальных туфель, мягкая кожа на сгибе уже потрескалась, хотя туфли новые. Я немного смущен. Стас листает записную книжку и говорит со мной. Играет тихая музыка. Он смешно и ненавязчиво рассказывает о том, как начал танцевать в пятом классе, и как ненависть к танцам переросла у него в профессию. Я спрашиваю, и он перечисляет разные места, куда он ездил на конкурсы и выступления. Немного рассказывает о судействе. Ему не раз приходилось судить турниры между юниорами. Помню, как на одном из конкурсов он судил нас, и смотрел на нас так внимательно, серьезно, как и остальные судьи, но иногда мелькала улыбка, и мы понимали, что он гордится нами. Нам хотелось, чтобы он гордился. У меня даже сохранилась видеозапись, которую мама снимала на домашнюю камеру, как мы уходим с площадки, Стас встречает нас прямо у края паркета, что-то говорит, наверное, как обычно «Наташа, локоть» и быстро проводит по моим лопаткам ладонью. Такой невинный жест, который значит «держи спину», но у меня даже сейчас мурашки бегут по позвоночнику, когда я вспоминаю это прикосновение.
А теперь мы сидим в небольшой комнате, наедине. И мне с трудом удается убедить себя, что я имею право сидеть с ним рядом и разговаривать, как любой нормальный человек. Как Ян, например. Я привык соблюдать субординацию во всех сферах жизни, поэтому для меня это не так просто как кажется. От смущения мой взгляд все время цепляется за пепельницу на журнальном столике. Обе наши тренерши дымят как паровозы, и эта пепельница всегда переполнена. Она источает горьковатый терпкий запах.
Я не знаю о чем говорить, в неловкой тишине мне кажется, что у меня слишком громкое дыхание, и мне становится стыдно за то, что из-за моей прихоти Стасу приходится в свой выходной сидеть тут. На миг все кажется бессмысленным. Общие темы о танцах мы уже обсудили. Мне приходит в голову задать вопрос, который уже давно волнует меня.
- Как ты думаешь, у меня есть какие-то перспективы? В этом… плане… В плане танцев.
Стас задумчиво поворачивает голову, смотрит на меня. Наверное, ему часто задают такие вопросы. И кому как не тренеру знать ответ. Вот, например, Ян с Викой считаются у нас лучшими в латине. На всех городских конкурсах они на первых местах или в первой тройке. Еще пара по латине и три по стандарту считаются перспективными, и бывает так, что очень хороший партнер вытягивает партнершу или наоборот. Ян с Викой оба профессионалы, но вот если бы Влада поставили в пару с новенькой Леной, то они могли бы составить им достойную конкуренцию. Но Влад не хочет танцевать ни с кем, кроме Дианы, потому что они с ней встречаются и им нравится друг с другом. В их пасадобле такая страсть, что аж искрит, но не хватает техники. И тренер видит сильные и слабые стороны каждого танцора. Кого с кем лучше поставить в пару и на кого стоит тратить время на занятии.
- Ты можешь быть лучшим, если захочешь, - неожиданно говорит Стас.
Я настолько не ожидал это услышать, знали бы вы, что происходит у меня в душе. Он сидит так близко, и его взгляд направлен прямо мне в душу, как будто он прожигает меня до самого сердца, и плавит все внутри. Мне неестественно жарко. Я впервые замечаю необычный теплый карий цвет его глаз, немного насмешливых, но таких внимательных, и мне на секунду кажется, что в этом взгляде что-то есть, что-то скрытое. Я едва слышу, пока он продолжает:
- Но ты не хочешь, вот в чем беда. Хотя, может, это и хорошо…
Он отворачивается и смотрит в окно. Говорит рассеянно, словно много раз думал об этом:
- Дело даже не в технике… Танец должен быть красивым для того, кто его смотрит. Такой маленький спектакль пары для судей и зрителей, Артур… Но ты танцуешь сам для себя. И… можно сказать, что это твоя фишка. Мне нравится это в тебе. - тут он снова смотрит на меня, а я не знаю что сказать.
«Ему нравится… Нравится это во мне?…» - кровь пульсирует в ушах и сердце болезненно-сладко сжимается. И эта необычная откровенность между нами немного пугает. Я понимаю, о чем он говорит. Когда я смотрю записи профессиональных конкурсов и выступлений, меня самого немного коробит эта показательность, нарочитость почти всех движений спортивных танцев.
- Может, мне тогда стоило заняться брейком или балетом? – шучу я, после неловкой паузы, нарочно, чтобы рассеять очарование момента. - И Наташка бы не мучилась, и тебе бы не приходилось тратить на нас время.
Он смеется в ответ, кивает, потом вдруг без перехода резко хмурится. Я уже упоминал какое у него подвижное лицо? Он смотрит на тяжелые часы на левой руке.
- Ох, ладно, поздно уже. Она, наверное, не придет. Пошли-ка по домам.
И я послушно встаю, словно только и ждал команды, и иду переодеваться.
- У тебя день рождения в среду? – спрашивает он из открытой двери.
Я застегиваю свитер, и собачку заедает. Я напрочь забыл про свой день рождения!
- Ээ…ээ. Да. Надо же, я и забыл.
Стас почему-то интересуется:
- Будешь праздновать?
- Да нет, наверное. Может, съезжу к родителям…
- Понятно.
Мы закрываем все двери и выходим на улицу. С удовольствием вдыхаем полной грудью свежий весенний воздух, который и проясняет и кружит голову. Я смотрю, как Стас достает из кармана что-то маленькое и плоское, размером с зажигалку.
- Ты куришь? – удивляюсь я.
Он добродушно смеется.
- Только трубку.
Оказывается, это маленькая карманная щеточка для обуви. Стас нагибается и аккуратно чистит свои ботинки, хотя на вид они итак чистые.
И я осознаю, что мы с ним можем стать друзьями. Вот так просто. Я идиот. Это я, я сам, придумал какую-то пропасть между нами, непроходимую стену моего обожания. Я выдумал его недостижимость, глядя на него как на идол. А на самом деле Стас был бы не против, думаю, поболтать со мной за кружечкой пива.
- Ты где живешь?
- На Пушкина.
- Близко. Я сегодня не на машине, а так бы подвез.
Мы идем к остановке в уютном молчании, совсем рядом, наши локти иногда соприкасаются и у меня сбивается дыхание, я ни с того ни с сего тихо смеюсь. Он поворачивается, дружелюбно улыбается мне и снова смотрит вперед. «Я счастлив!» - от этой мысли немного кружится голова.. Воздух пахнет весной. Кажется, что я попал в какой-то чудесный сон, и я не понимаю, как можно быть настолько в эйфории, когда легкие наполняются искрящимися звездами из бенгальских огней, как можно не умереть от счастья.
Когда мы останавливаемся среди кучки ожидающих трамвая людей, Стас поворачивается ко мне всем телом, и я украдкой разглядываю его лицо, притворяясь, что просто вежливо смотрю на собеседника.
- А знаешь что. – Он задумчиво проводит большим пальцем по подбородку, и весело щурится. – Могу в среду угостить тебя чем-нибудь в качестве поздравления. У меня нет занятий. Хотя, можно и в четверг, если на среду у тебя планы.
- Что? Нет, в среду нормально! Звучит здорово.
- Хорошо, до среды. Наташке привет.
Он пожимает мне руку, быстро и крепко, не обращая внимания на то, что моя ладонь словно деревянная. Я смотрю, как он кэпс-локом обходит лужу, и ловко запрыгивает на ступеньку трамвая.
Все произошло так быстро, или это я настолько медленно соображаю, что удивляюсь, только когда трамвай скрывается за поворотом, а ладонь все еще горит от тепла его руки.
* * *
Он целует меня. Нежно, настойчиво, скользя по моим губам и проникая в рот, лаская мой язык. Я тянусь ему навстречу, чтобы обнять, притянуть ближе, но он словно ускользает, только его губы, такие восхитительно волнующие продолжают целовать меня. Я не могу открыть глаза, но чувствую горячие прикосновения и вздрагиваю от желания. Губы горят. «Только не прекращай», - умоляю я, молча. Мне удается обхватить его лицо руками, чтобы быть уверенным, что эта пытка удовольствием не закончится так быстро. Но он вжимает меня в кровать своим телом и я кончаю, беззвучно постанывая, глаза разлепляются, и я просыпаюсь, нехотя выныриваю из волшебного сна. В комнате серый утренний свет, мягкие тени от мебели словно пушатся, и очертания предметов до раздражения реальны, как бы указывая мне - это был всего лишь сон. Я вздыхаю, убираю взмокшее одеяло вбок, потягиваюсь до хруста в костях. Надеваю домашние штаны и иду в ванную.
- С днем рождения! – вопит Костя с кухни, услышав, как хлопает дверь.
Сегодня он делает мне завтрак, хотя обычно готовка - моя обязанность. Без всяких затей, брат всегда на праздники дарит мне деньги, зная, что они мне нужнее любых подарков. Пока я ковыряю вилкой колбасу, от волнения почти нет аппетита, Костя целует меня в макушку, что довольно необычно для него, потом уходит на работу. Я долго сижу на кухне, не обращая внимания на то, что еда и кофе остывают. Мне нравится неторопливо прокручивать в голове смутные воспоминания о том, что приснилось.
Солнце поднимается выше, проникает сквозь тонкие занавески в комнату, отсвечивает на белом кафеле и бесцветных обоях. Мне приходит мысль, что жизнь полна простых чудес и неимоверно прекрасна, я думаю о сегодняшнем вечере, о том, стоит ли еще раз сходить в душ. Праздничное настроение настолько сильно, что в животе покалывают искорки восторга, расшевеливая смутное беспокойство. Я совершенно не представляю чего ждать от сегодняшней встречи со Стасом. Мысль о том, что до неё еще целый долгий день сводит с ума и даже вдыхаемый воздух, кажется, весь состоит из волнения.
Я впервые решаю забить на пары и даже, что очень серьезно, на родителей. Я знаю, как будет проходить сегодняшний день, если все пойдет по сценарию. Мама приготовит мой любимый торт, накроет скатертью старый кухонный стол, расписанный ею еще двадцать лет назад. Папа достанет из шкафа коробки с видеокассетами, на каждую из которых наклеена бумажка, и мелким неровным почерком то ручкой, то карандашом подписаны даты, места и названия наших конкурсов и выступлений. После работы придет брат, принесет бутылку хорошего вина, в котором ни я ни папа с мамой ничего не понимают. Мы сядем перед телевизором, и будем просматривать кассеты, смеясь, перематывая на самые интересные кусочки. Брату быстро станет скучно, но он будет терпеливо смотреть видеозаписи вместе с нами, ухаживать за мамой, часто выходить покурить. Потом, наконец, настанет время ехать домой, и начнутся долгие уговоры матери переночевать у них. Наши долгие отговорки, оправдания, споры, мелкие уколы жалости и стыда перед родителями. Немного расстроенные и притихшие мы вернемся домой, покурим и ляжем спать. Вот так и закончится этот день. Заканчивался последние несколько лет.
Но только не сегодня.
Задумчиво теребя пальцами нижнюю губу, я размышляю, что надеть. Вчера Стас позвонил мне и спросил, во сколько заехать, еще он сказал, что я могу пригласить друзей, что я, конечно же, проигнорировал. Можно надеть джинсы, правда, я настолько привык ходить в брюках, что в одежде, которую не надо гладить, чувствую себя кем-то другим. Но именно это мне и нужно сегодня, как я понимаю, я должен вылезти из своей шкуры.
Может быть, стать кем-то отчаянным.
Звонит телефон.
Сначала звонит Ян, развязным голосом предлагает прогуляться вечером, он недавно откопал новый «понтовый» бар, где у него теперь есть знакомый бармен, а еще есть знакомые девчонки, которые сегодня тоже не прочь повеселиться. Я отказываюсь. Звонит Наташка, поздравляет и извиняется за то, что и в воскресенье и в последующие два дня не ходила на танцы. «С меня сюрприз», - говорит она. Я фыркаю в кулак. Сюрпризы от этого человека не интригуют, а скорее пугают. Потом звонит тетя, потом приятельница мамы и еще какие-то люди. Каждый раз я снимаю трубку и сердце сладко сжимается – кажется что сейчас я услышу его голос. Но каждый раз это кто-то другой. Звонит бывшая партнерша, одноклассник, друг из универа, почти все в неестественно приподнятом настроении, почему-то зовут меня куда-то и радуются. Создается ощущение, что у меня огромная куча друзей. Потом звонит бабушка, ласково сетует, что я уже почти год не заходил в гости. И звонит папа.
Маму положили в больницу.
* * *
Нет ничего странного в том, что люди болеют. Я вообще удивляюсь, как такой сложный и хрупкий человеческий организм может пережить столько напастей и иногда даже держится несколько десятков лет. Но когда я слышу, что у мамы, ни с того ни с сего, было давление выше двухсот и приступ, мне кажется это странным. Чьей-то не смешной шуткой.
Когда я еду в маршрутке, медленно ползущей сквозь запруженный машинами город, я чувствую пустоту и тихую, зудящую, как мелкое насекомое, злость. На пробки, людей, сжимающих со всех сторон, в своих мокрых куртках и плащах, со своими волосами влажными от дождя, с их специфическим запахом. Почему-то именно чужие волосы, не тела, голоса и лица, раздражают больше всего. Их запах. Я злюсь на папу, который не сказал мне сразу, когда это случилось. Брат тоже, наверняка, давно знал, что у мамы проблемы с сердцем. А эти бестолковые врачи, которые не заметили сразу, что давление очень сильно превышает даже повышенные показатели. Почему в этой дурацкой стране нет нормальных врачей, которым можно доверить свою жизнь?
Я вываливаюсь из автобуса под мелкий противный дождь, иду, смутно вспоминая дорогу до больничного городка. Едва перебираю ногами, они словно не хотят двигаться, словно набитые соломой. Я считаю про себя: «Раз, два, три, раз, два, три» в ритме венского вальса, который я не люблю, но темп ускоряется и ускоряется, как виток за витком накручиваются круги танца, я уже бегу, низко опустив голову, как будто это может помочь мне укрыться от дождя.
В больнице мерзко.
На лестничном пролете мальчик с перевязанной ногой, курит вонючие сигареты, вытряхивая пепел на пол и в полную коричневой жидкости банку. С ним рядом дымит дядька в верхней одежде, должно быть отец. Они деловито переговариваются.
В палате у мамы неопределенного оттенка зеленые стены, тумбочки, как у нас были в детском спортивном лагере, восемь железных кроватей и все заняты. Ничего общего с тем, что обычно показывают в русском кино. А я, кстати, ни разу до сих пор не бывал в больницах.
Целых полчаса мы сидим и ждем, пока маму приведут с каких-то анализов.
Она не вспоминает про мой день рождения, зато несколько раз называет меня «Костенька» и «Славик», Славик - это папа. А отец, отведя меня в сторонку к окну, переминаясь и сомневаясь, говорит:
- Артур… Я знаю, Костя подарил тебе денег. Ты можешь одолжить на пару недель? Маме прописали много…чего.
Я вижу, как ему трудно это сказать, и мне самому почему-то ужасно неловко. Я лезу в карман.
- Конечно, конечно, ты еще спрашиваешь…
Я тороплюсь, мне кажется, что если не достану эти деньги сейчас, они просто испарятся. Но мои пальцы находят только мятые автобусные билеты и несколько монет. Я помню, что точно брал деньги с собой. Я предполагал, что может возникнуть какая-нибудь непредвиденная ситуация, и перед выходом положил их в карман куртки. Но там ничего.
- Их нет, - я начинаю уже всерьез нервничать, срываю куртку, чтобы обыскать ее как следует. Я выворачиваю карманы и мелкие мятые бумажки летят на серый больничный пол.
Деньги украли, скорее всего, в маршрутке. Народу было битком, все пихались, входили и выходили. Так что сделать это было проще простого. Я сам виноват, что совсем забыл про них.
В пять часов заканчиваются часы посещения, пасмурно, и по всему городу пробки. Кажется, что день подходит к концу. Мой, вообще-то, день рождения. Мы прощаемся с отцом, которому в другую сторону. Во рту у меня плотно засел горький противный комок. Я иду домой пешком, через полгорода, уже не обращая внимания на то, что за шиворотом мокро, в ботинках хлюпает, и кажется, из глаз тоже вот-вот потечет. Не из-за денег, конечно, из-за того, что раз в жизни не смог помочь, когда отец попросил. Из-за того, что по собственной глупости отдал кому-то заработанное братом тяжелым трудом. И еще у меня перед глазами все еще стоит выражение маминых растерянных подслеповатых глаз, словно ищущих чего-то и не способных разглядеть.
Мне все равно, что бы сейчас ни случилось, хуже уже не будет. Только подойдя к двери подъезда и несколько мгновений пялясь на замок, я понимаю, что связки ключей в карманах тоже нет. Глупо. И смешно, кстати. Я думал такое только в кино бывает, когда как домино все падает одно за другим. Холодно. Сыро. Плохо.
Дождя уже нет, но какая разница.
Я стою спиной к стене у железной двери, спрятавшись в капюшон и втянув голову в плечи. Жду, что кто-нибудь выйдет и запустит меня в теплый подъезд. Я совершенно ни о чем не могу думать, кроме холода, проникающего, кажется, прямо сквозь намокшую одежду. Пальцы начинают болеть, я с трудом могу ими пошевелить. Я знаю, что после девяти часов вернется брат и впустит меня в квартиру. Он не будет нервничать из-за ключей, только покачает головой и уйдет на балкон курить. Слезы подступают как-то сами собой, когда я уже успел порадоваться, что хотя бы не разрыдался позорно. Как это жалко, стоять у подъезда и беззвучно цедить слезы, когда сердце сжимается от боли и вины, тело дрожит от холода. Жалок, безнадежно жалок. Девчонка, слабак, влюбленный идиот. Влюбленный? Правда ведь… Надо же, а я почти на целый день забыл о нем. И словно наказание мне за слабость, хлопок двери автомобиля, шаги и знакомый голос, удивленный.
- Артур? Это ты?
Я поднимаю голову. Это Стас, в черном пальто, без шапки, без перчаток, только что из тепла, недоверчиво рассматривает меня.
- Привет. Ты чего тут стоишь?
- Привет…
Я не замечаю, что слезы продолжают течь по моему лицу, отталкиваюсь от стены, снимаю перчатку, пожимаю его руку, обжигающе теплую и живую. Смотрю на него. Никогда не видел на его лице такого серьезного, обеспокоенного выражения, словно он впервые видит меня и пытается поверить, что я тот самый человек, за которым он приехал, как и договаривались, в шесть часов. Представляю как я выгляжу сейчас: посиневшие губы, слезы… Закрываю глаза, умоляя мироздание помочь мне бесследно провалиться сквозь землю.
- Я не могу попасть домой.
- Потерял ключи?
- Да.
Стас улыбается с видимым облегчением, мягко подталкивая меня за плечо к машине.
- Ну, это не страшно. Пошли. Отвезу тебя куда захочешь. Где живут твои родители, родственники?
- Нет.
Мне уже все равно, я чувствую себя отчаянным.
- А можно к тебе?
фандом: ориджинал
рейтинг: NC-17
жанр: romance, POV
размер: миди, скорее всего
дисклаймер: моё
предупреждение: слэш, намеки на инцест. ЮСТ
от автора: Действие происходит в начале 2000го года, когда еще не было сотовых телефонов, компьютера в каждом доме и тем более безлимитного интернета. (можете ли вы поверить, что такое когда-то было?)) Я очень давно вынашивала идею написать про бальные танцы и сам этот рассказ тоже, осталось только закончить)
Медленный фокстрот, для общего представления, на ютубе: Медленный фокстрот (видео)
Саундтрек:
Музыка, под которую можно его танцевать:
классика)
Эта не очень подходит, но под нее тоже можно, и мне она нравится)
Примерные образы героев нашла только двоих героев пока. Жаль, что такая модельная внешность, конечно, но что поделать. Позднее попробую нарисовать их)
Артур
Андрей идеальная картинка нашлась :sm15:
читать дальшеЯ люблю медленный фокстрот. Все медленные танцы чем-то похожи, но этот танец особенный.
Тренировка. Под ногами потертый паркет, немного скользкий. Длинная юбка партнерши все время болтается между моих колен, но это не мешает, я привык. Музыка заполняет все вокруг, погружает в другую плоскость, где эхом от высоких стен и зеркал течет мелодия. Наслаждаюсь каждым звуком, подтягиваю ногу, поднимаюсь, поворот и плавное движение. Счет внутри меня естественный, как сердечный ритм: быстро – медленно – медленно, быстро – медленно – быстро. Мой позвоночник вытягивается, я чувствую, как при каждом движении корпуса перекатываются мышцы на спине, шее… Закрываю глаза. Кажется, это лучше сексуального удовольствия, когда мелодия скользит сквозь твое тело, отзываясь даже в легком нажатии пальцев на плече, в наклоне головы…
- Стоп, стоп, Артур, ты опять забываешься.
Стас хлопает в ладоши, бежит к магнитофону, прижимает клавишу. Равнодушный щелчок прерывает мое блаженство, и я снова возвращаюсь вниз. На землю. В танцевальном зале тихо, светло от весеннего мороза, который щедро льется из широких сплошных окон. Паркет сияет царапинами и черными полосами от бальных туфель. Слышно как на третьем этаже Дворца кто-то разговаривает, слышно как мотается кассета. Минуты две мы с Натой молча любуемся на идеальный профиль нашего тренера. Потом он встает, подходит к нам и смотрит задумчиво. Я не дышу.
- Наташ, ты опять от него отходишь слишком далеко, где контакт? Артур, - переводит взгляд на меня, немного хмурится. – Где ты витаешь? Фокстрот – это парный танец, где очень важно ваше взаимодействие. Сколько раз я тебе говорил? Ты забываешь о партнерше. – качает головой.
- Я же веду, - с виноватой улыбкой оправдываюсь. Когда он вот так смотрит на меня, желудок сжимается…
- Да, - кивает Стас. Как ему удается улыбнуться уголком рта, одновременно и укоризненно и подбадривающее? - Но ты все равно танцуешь будто один. У вас нет пары. Как Наталья ни старается, ты на нее даже не смотришь.
Быстро облизываю нижнюю губу, она сухая и соленая. Все мои симптомы налицо. Перевожу взгляд на Нату, а она, опустив голову, изучает свои часы. Ей эти индивидуальные занятия на фиг не нужны, ей вообще, можно сказать, на танцы наплевать. Настаиваю на занятиях я.
Мне это нужно.
- У меня так получается. Не знаю, почему, – тихо говорю я. Я действительно не знаю. Когда я танцую, я выкладываюсь по полной, практически выворачиваюсь наизнанку, но это все равно не то, что нужно. Этого недостаточно. Стас складывает руки на груди. Он всегда носит рубашки цвета берлинской лазури или индиго, а еще черную жилетку, черные брюки. Я не видел еще ни одного человека, которому бы так сильно шел синий цвет.
- Давайте без музыки.
Встаем в пару.
- Нет, нет, Наталья, сколько можно повторять? – у него голос терпеливый и доброжелательный, всегда, даже когда сто раз приходится повторять одно и то же.
Он мягко берет мою партнершу за локоть и разворачивает к себе. Вся правая сторона, начиная с ряда пуговиц посреди груди, это для девушки. Он уверенной рукой прижимает ее за талию, колени, как положено, чуть согнуты.
- Вот так, чувствуешь?
Ната смеется, первый раз сегодня улыбнулась, зараза. Глазки заблестели.
- Да…
Я знаю, что у нас в коллективе все девушки от Стаса без ума. Я их понимаю, как можно иначе. Моя партнерша лентяйка и ни за что бы не ходила на эти индивидуальные занятия, если бы он не был таким… внимательным в это время. На общих занятиях довольно сложно привлечь к себе внимание тренера. А на индивидуалках… он смотрел только на нас, говорил только с нами, и хотя я и сильно уставал, но чувствовал себя после этого часа божественно. Что может сравниться с удовольствием медленно танцевать под его пристальным взглядом, зная что он следит за каждым твоим движеним, поворотом, выражением лица? Даже если он делает это только для того, чтобы увидеть ошибки?
А еще приятней смотреть на него, хотя это редко случается.
Стас танцует полкомпозиции с моей партнершей, я наблюдаю, как они двигаются, тесно соприкасаясь. Он не полностью держит стойку, прижимая ее только правой рукой, левая опущена. Но в этом есть небрежное изящество, я сглатываю и поправляю воротник рубашки. Разве смогу я когда-нибудь сравниться с ним?
- А теперь попробуйте вместе.
Наташка не охотно идет ко мне через ползала. Встаем в пару, тщательно проверив стойку. Начинаем танцевать без музыки, и на втором круге опять сбиваемся.
- Ну что такое с вами сегодня?
Девушка поправляет волосы. Ей опять скучно, она устала, дома у нее какой-то сериал по телеку, а она тут торчит со мной, да еще и деньги за это приходится выкладывать.
- Я схожу в туалет, можно? – переступает каблуками.
- Давай, только быстро. – Стас иногда немного щурится, когда улыбается, поэтому кажется, что он смеется над какой-то забавной мыслью, только что пришедшей ему в голову. И мне хочется немедленно улыбнуться в ответ и подобострастно заглянуть ему в лицо.
Эх, Ната, Ната, знала бы ты, о чем я думаю… Поняла бы ты? Цокают по паркету бальные туфли. Стас задумчиво смотрит в окно. В занятии маленький перерыв, за окном слипшимися хлопьями падает снег, наверное, уже последний этой весной. Он кружится в венском вальсе и тает на стекле пятнами. В душе набухает, набухает и распускается невыносимое чувство. Я делаю глубокий вдох прежде чем спросить.
- А может, со мной?
Он поворачивается. Это недоуменное выражение лица я тоже люблю.
- Что?
- Покажешь мне. Я за партнершу.
Сбивчиво улыбаюсь. Губы пересохли, а вода в раздевалке, во время и сразу после тренировки пить нельзя. Мокрый снег за стеклом, не достать, а я бы с удовольствием проглотил горсть, язык присох к небу. О, господи, почему я такой идиот. Но Стас кивает и тоже улыбается, но совсем по-другому, чем до этого. Он подходит ко мне, подает руку, «Он не отказался! - ликует сердце, а мозги отвечают, - конечно, он же тренер, мы ему за это платим деньги…»
Так, так, надо поменять руки. Сначала замок, - сцепляем руки, ладонь у него немного теплее моей и твердая, и он начинает повторять то, что мы слышим почти каждое занятие, с тех пор как выросли из детской группы. «Не дави слишком на запястье, когда ведешь, это должен быть едва заметный толчок, импульс. Вот так». Это первая точка, «потом вот здесь», он кладет руку мне на спину, у левой лопатки, приятно, я нахожу треугольную мышцу на его правой руке - это вторая, и последняя, наверное, самая важная, - я, затаив дыхание, придвигаюсь к нему, - это бедра, здесь контакт держать труднее всего…
Я почти ничего не соображаю, не знаю партию партнерши, но он ведет меня, и мы танцуем. Без музыки, под шорох наших подошв по паркету, ритмичное скольжение. Это такое необычное чувство, это просто волшебно, потому что каким-то едва ощутимым движением руки или корпуса он говорит мне куда идти, и я слушаюсь его, удивляясь гармоничному сочетанию наших тел, движущихся в самом красивом и чувственном танце – господи, как я люблю его, - медленный фокстрот…
- Ну что?
Все заканчивается слишком быстро. Стас смотрит на меня с прищуром, у него ресницы такие черные, каких у людей не бывает. Мне хочется провалиться сквозь землю вместе со своим неровным дыханием. Быстро, быстро, быстро, медленно, быстро, быстро, - это совсем не тот ритм. Опускаю голову. Но я на удивление спокоен внешне.
- Хорошо. Я понял…
Единственное, что я понял, так это то, что партнершей быть намного приятнее.
- Хорошо, вот и Наталья, пробуйте. Вам от занятия осталось полчаса.
* * *
После тренировки в это воскресенье я прихожу домой в пять часов, на улице уже темнеет. Отрешенно глядя в стену, раздеваюсь, достаю из сумки брюки, складываю и вешаю в шкаф, рубашку на плечики. Расческой провожу по волосам справа назад, слева назад. Я делаю это каждый день после тренировки, и в голове абсолютно пусто. Одиннадцать лет занятий бальными танцами, пять шесть раз в неделю. Я делаю все не задумываясь, так же как дышу. Туфли на полку, протереть воском. Галстук… я сегодня был без галстука. Вдруг улавливаю запах сигарет, и ощущения реальности возвращаются, как будто я просыпаюсь.
Дверь балкона в моей комнате приоткрыта, и оттуда тянет холодком.
Брат.
Накинув на плечи халат, я выхожу на воздух, плотно закрывая за собой комнату. Вижу длинную темную фигуру брата. Оперевшись на перила локтями, Костя курит и смотрит вниз, с высоты седьмого этажа. Снег все еще идет. Я подхожу ближе, достаю из его пачки сигарету.
Хорошо жить со старшим братом. Он есть, он понимает тебя и заботиться о тебе.
- Как тренировка?
Медленно, с удовольствием выдыхаю струйку дыма:
- Как обычно.
И он кивает. Костя все знает, знает про меня, я имею ввиду. Еще с тех пор как один придурок в школе меня… впрочем, стоп, я запретил себе вспоминать об этом. Старший брат – единственный кому я рассказал, что я гей. А вот сам он всегда только о девушках, и девушки его любят, но как назло не везет ему с ними. Попадаются одни красивые дуры. В общем, совсем не то, что надо.
Костя знает про Стаса.
Он сразу понял, когда я на тренировки стал летать, как на праздник, с улыбкой, особенно, когда индивидуальные занятия стал чаще брать, откладывая деньги, практически отказывая себе во всем. Трудно тут не заметить.
- А он сам-то, как думаешь, того? – спросил тогда брат, молча выслушав мои признания.
- Не знаю...
Почему я не мог ответить «нет»? Стас не похож на того, кто мог бы интересоваться мужчинами, нисколько. Но что-то подсказывало мне, что вероятность такая есть. Может быть, это всего лишь надежда и нежелание признавать очевидное.
Смешно, похоже на бред, но… Я сказал брату, что так говорит моя интуиция.
Скорее всего, это просто самообман, защита, иначе не знаю, как я смог бы и дальше … ведь должен же я надеяться хоть немного.
***
Завтрашний день не обещает ничего интересного. Три пары в университете, вечером – латина. Латину можно даже пропустить, сделать себе небольшой выходной, хотя мне очень хочется увидеться с другом Яном, мы давно с ним не виделись. Я раздумываю об этом, пока пью чай и листаю конспекты, особо не вчитываясь. Все равно ничего не запомню. Решаю завтра вечером отдохнуть. Дальше, после ванной, сразу же иду спать.
Я люблю момент, когда голова касается подушки и слегка утопает в ней. Свежий запах постельного белья. Приятная усталость в мышцах. Тяжелые веки. Люблю несколько минут перед тем как заснуть, думать о чем-то хорошем, отчего сердце погружается в пространство мечты, как брошенный в синюю глубину камень.
Музыка в голове, неторопливый тягучий ритм, наши бедра соприкасаются, он делает широкий шаг между моих ног, я послушно иду назад, плавно сгибаю колени и сразу следующий шаг вверх, он выше меня, его бедро скользит по внутренней стороне моей ноги на каждом движении композиции. Рука крепко сжимает мою в замке, ладонь на левой лопатке нажимает, направляет. Шаг, шаг, поворот. Прямо напротив моих глаз четко очерченные губы, подбородок, шея…
Я не замечаю, как засыпаю, засыпаю сладко как ребенок, как уставший человек. И мне хорошо. Утро начинается с привычного стояка. Пищит будильник, и я снова не помню что мне снилось. Но это было что-то очень приятное. Переворачиваюсь на живот, лицом в подушку и позволяю себе еще немного подумать о том, чего мне очень сильно хочется.
Потом начинается день.
* * *
Год назад мы поссорились с руководителями моего родного коллектива. Точнее, мама, которая в первые годы все время сидела вместе с остальными родителями и смотрела, как я занимаюсь, поссорилась со всеми, с кем только могла. Не знаю, в чем точно было дело. Кажется, мне хотели поменять партнершу, были какие–то интриги, на которые мне было плевать. Мир спортивных танцев не так прост, как кажется людям непосвященным. Но меня этот мир мало волнует, я всего лишь люблю танцевать. Я знаю, что я не чемпион, так какая мне разница прошел ли я в четверть или в финал, и какое занял место на Самом Крутом Конкурсе Города?
Для кого-то бальные танцы - это спорт. Конкурсы, медали, призы, известность. Это шелковые рубашки в моем шкафу, фраки, брюки, горы крема для обуви, тонны геля, лак для волос, простой, с блестками… Но танцы для меня - это просто необходимость, как сон или еда, или воздух. Звучит романтично, но на самом деле я не романтик. Просто с чем еще сравнить?
Не помню всех подробностей перехода, у меня тогда еще в школе и в личной жизни тоже появились проблемы, мне очень не хотелось покидать родной клуб, где я занимался с семи лет, но кончилось все тем, что мы ушли.
Мы – я и партнерша. Она хотела вообще бросить танцы, но я убедил ее попробовать себя в новом коллективе. Новый коллектив… это действительно многое меняет, я это понял, когда пришел на первое занятие. Другие ребята, более дружелюбные, другие тренера, более внимательные, и другая атмосфера, слава богу, потому, что если бы здесь было так же как там, я бы бросил все и подался в хоккеисты.
Помню свое первое занятие очень хорошо, потому что тогда я познакомился с Яном. Он стал моим лучшим другом. Ян немного старше, его мать у нас тренер по латине, и поэтому он много времени проводит в клубе, практически там живет, и танцует он лучше многих, кого я знаю. У Яна в полном комплекте оказалось то, чего никогда не было у меня: наглость, амбиции, привычка увиваться за девочками, любовь к сплетням и постоянно хорошее настроение. Как ни странно, мы с этим парнем легко нашли общий язык. Самое лучшее в нашей дружбе - это наша независимость друг от друга.
Первые две недели, когда была только латина, Стас был на больничном, Ян помогал мне вливаться в коллектив, и я постепенно чувствовал себя все комфортнее. После тренировок, уставшие, мы выходили на свежий воздух и шли до парковки. У Яна был черный шевроле и он иногда подвозил меня до дома, если не подвозил какую-нибудь из девчонок. Он рассказывал разные истории, которые случались в клубе до моего появления. Он знал практически все обо всех. Таким образом, я понял, что Стас «классный, красавчик, круто танцует и работает юристом» еще до того, как увидел его…
Никогда не верил в чушь про любовь и про то, как это бывает. Гром среди ясного неба, дрожь в коленях, сердце в пятках… Но, в целом, было очень похоже.
В тот вечер после разминки, мы с Яном у дальней стены зала трепались не помню уже точно о чем. Ян рассказывал очередной случай из своего колледжа, вдруг замолчал, просияв самой обаятельной своей улыбкой, и кивнул куда-то за моей спиной, я обернулся.
Тут могла бы быть замедленная съемка.
Он был совсем не таким, как остальные тренеры, которые мне встречались… Он был вообще ни на кого не похож. В наше время таких нет, словно он слез с ленты старого американского фильма. Классическая стрижка, аккуратно выбритые виски, черные волосы, лицо с прямыми чертами, будто начерченное острым карандашом на бумаге… да это просто невозможно описать. Не только в красоте дело.
Наверное, я влюбился уже в тот момент, когда он протянул мне руку и улыбнулся.
Позже я узнал его лучше. И больше чем внешность, очаровывала его манера общаться. Крепкое рукопожатие, ровный, спокойный голос. Четкие замечания. Во время занятий, он шутил, спрашивал «как настроение?» и «как дела» и особенно… он умел сказать так, что хотелось из шкуры выпрыгнуть, но доказать, что можешь... стать лучшим. Для него.
Я всегда мечтал танцевать только для него.
1 глава
Если бы я захотел кому-то рассказать свою историю, то я бы не смог придумать ее начало. Так бы и пришлось начать с середины. С какого-то из дней, когда я так же тихо и мучительно жил со своими мечтами.
Бессмысленно описывать день за днем, потому что все они у меня одинаковы. Говорят, что со временем пелена влюбленности должна упасть или хотя бы проясниться, но со мной ничего такого не случилось. Я просто живу с этим. И больно и хорошо одновременно. Мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет, стал ездить каждое утро на метро, днем занимаюсь, изредка гуляю с друзьями, вечером хожу на танцы, выходные чаще всего провожу с братом. Раз в месяц мы ездим к родителям на ужин. Иногда Костя находит нам с партнершей работу, и мы танцуем на праздниках за деньги. Деньги, кстати, неплохие, на карманные расходы хватает.
Такова моя жизнь, можно рассказать в двух предложениях. Обычная жизнь. Я не знаю, как можно быть довольным или недовольным чем-то в такой благополучной и спокойной жизни. Но иногда я стал делать такое, чего никогда не делал в детстве, и это говорит о многом... Иногда я прямо посреди дня останавливаюсь, бросаю все дела, ложусь на диван, закладываю руки за голову и смотрю в потолок. Мне кажется, в эти минуты я растерян как никогда, я лежу с открытыми глазами, и пустота вытекает из них, пустота, растерянность, одиночество. Так, наверное, проявляется взросление.
Наверное, каждый человек выделяет эту часть своей жизни отдельно. Вот в голове у него череда дней рождения, вечеринок, этапов поступлений, разных рабочих мест… и параллельно всему этому – личная жизнь. Сгустками, пятнами эмоций, выветренными временем, но все еще живыми, похожими на дышащие блеклые бусины. И эта нитка с бусинами, когда мы начинаем понемногу вытягивать ее, становится ярче на свету, одно воспоминание ведет за собой другое, так же и то, что ты хотел бы забыть навсегда, то, что, кажется, было уже не с тобой.
Я всегда думал, что эту нить воспоминаний нужно доставать только в одиночестве, ведь в ней всё… всё самое прекрасное и мерзкое, что есть глубоко внутри человека. Очень глубоко внутри.
Моей первой сексуальной фантазией был брат.
Я, наверное, был еще в пятом классе, когда подумал об этом. Мы всегда очень близко общались, несмотря на пять лет разницы в возрасте. Когда мы, бывает, дрались, в шутку или всерьез, его прикосновения были уже не такими как раньше. Из-за учебы и танцев у меня было мало времени, чтобы размышлять о том, насколько это неправильно. Мне нравилось представлять себе, как он приходит в мою комнату, когда я делаю уроки, и неожиданно целует меня. Или залезает ночью ко мне под одеяло. Сначала фантазии были вполне невинны, потом уже я стал более любознателен. Но, как бы то ни было, инициатором во всех моих фантазиях всегда был брат, а я подчинялся его желанию. В реальности, конечно же, ничего такого не было.
Когда я был в восьмом классе, у нас в клубе целый сентябрь занимался парень, от которого я не мог оторвать глаз, успокаивался, бегая в раздевалку за водой. Это было тяжелое время, я тогда всеми изощренными способами отлынивал от танцев. Притворялся больным. Только маму трудно было перехитрить. Сейчас я не вспомню даже как его звали. В школе было, конечно, увлечение одноклассником, но совсем недолго. Мы поцеловались один раз после кислого пива в подъезде и потом стали хорошими друзьями, мой интерес к нему абсолютно пропал. В танцевальном лагере летом после девятого мне показалось, что мне понравилась девочка. Точнее я так на это надеялся, что почти убедил себя. Около меня всегда было много влюбленных девушек, говорю без всякого хвастовства, потому что не горжусь этим. Со временем я научился держать их всех на расстоянии. А эта девушка была довольно необычной и очень настойчивой. В конце концов, я не знал уже как ей отказать, и она лишила меня девственности в холодной темной раздевалке сразу же, как все ушли после тренировки. Не могу сказать, что мне было хорошо. Но я был рад, что это случилось. Опыт для меня всегда был очень важен. Потом мама купила кассету с фильмом «Грязные танцы». Она обожала всё, что связано с бальными танцами. И я влюбился в Патрика Суэйзи. Он был настолько великолепен, что на какое-то время мысли о нем заменили даже мои любимые фантазии о старшем брате. Я до сих пор очень люблю этого актера. Его имя, лицо и то, как он двигался, танцуя, всегда будет связано для меня с моим детством и школьными годами.
Я начал лучше контролировать себя, когда гормональный всплеск поутих. Мне стало проще жить. Я очень мало думал о любви, о сексе. Это казалось мне второстепенным. Я думал, что, может быть, любви вообще не существует или же это сильное преувеличение обычных чувств особо впечатлительных людей.
Ну вот в общем то и всё обо мне. Только ещё один случай, о котором можно рассказать подробнее, потому что рассказывать кроме этого не о чем. Из всей моей личной истории он выделяется особенно. Школьный приятель, Андрей, учился на год старше. Он был высокий, темноволосый, худой, как брат. Я поэтому и обратил на него внимание, что он показался мне похожим на Костю. Я с ним не общался, только здоровался. Компанией старшеклассников мы пару раз напивались с ним вместе на школьных дискотеках. Я, конечно, всегда выделялся в лучшую сторону по шкале «хорошее поведение» среди своих сверстников, но попробовал и эту часть школьной жизни.
На выпускном вечере в школе меня попросили выступить, станцевать что-нибудь зажигательное. У нас с Натой есть любимый микс для таких случаев – румба, чача, пасадобль. Небалованной публике нравится, в особенности полупрозрачное, усыпанное стразами Наташкино платье. Я же выглядел, как настоящий мачо (так мне казалось тогда) идеально сидящие черные брюки, обтягивающая шелковая рубашка с глубоким V- вырезом и серебристая вышивка на правой стороне груди. Я даже сережку в ухо вставил, хотя это совсем не вязалось с образом, и мать была категорически против. Но я посчитал, что это ужасно круто.
Андрей был ведущим в тот вечер. Самое большое его достоинство было это красивый, низкий голос, с приятным тембром и богатый интонациями. Все от него тащились, не скрывая, и учителя и девушки. Директриса постоянно привлекала его за это к общественной деятельности. Ежегодные КВН, звонки, выпускные… В общем, я с моими танцами и он с его голосом, мы были в одной упряжке принудительно социально-активных учеников.
Я наблюдал за представлением из-за кулис, и попутно смотрел на Андрея, мне нравилось, как он свободно вел себя на сцене, с каждым годом он выглядел все выше и уверенней. В конце концов я заметил, что по росту он меня слегка перегнал, а я не такой уж маленький, метр восемьдесят. И что-то в нем было не так, я это чувствовал. То есть, я даже это отчетливо видел, просто не привык тогда еще доверять своему чутью.
В маленькой комнатенке, где все переодевались и толкались в ожидании своего выхода, мы все провели большую часть вечера. Я развлекал ноющую Нату. Ей было душно здесь, воняло лаком, ее затылок ныл от сильно стянутых сзади волос, она хотела пить. Андрей тихо переговаривался с ди-джеем. Я утешал Наташку, а потом, когда обернулся, увидел, как он пьет минералку, запрокинув голову, в профиль, и кадык ходил ходуном, а на висках блестела испарина, и воротник черной рубашки у него намок. И я тогда подумал, что, пусть он мне, в общем-то, и не нравится, но из всех, кого я знаю, с ним я, пожалуй, хотел бы заняться сексом. У меня жарко скрутило внизу живота от этой мысли. Я раньше никогда не был так близок к этому, к взрослому. И никогда не был так уверен, что этот парень неотрывно пялился на мою задницу, а не на то, что показывало прозрачное платье моей партнерши. Когда я чуть позже случайно поймал его взгляд украдкой, мне стало не по себе. И я испугался. Чувствовать себя добычей или объектом это было непривычно, и как-то… не по мне. Я подумал, что не буду обращать на это внимание, но тут вмешалась судьба и распорядилась мной без спроса, без вариантов, как с той девочкой из танцевального лагеря.
Вышло так, что я забыл свои дорогие запонки от костюма там, где мы переодевались, и мне пришлось тащиться обратно в актовый зал, откуда уже все ушли. Я очень надеялся, что их никто не уволок. Мама бы очень расстроилась. В углу сцены копался Андрей, собирая какие-то бумажки. Он обернулся на звук шагов и улыбнулся мне.
- Ну как настроение?
- Нормально… - я поднялся на сцену и остановился, задумчиво глядя на него. Он в ответ смотрел на меня так, как будто знал обо мне всё, даже цвет моих трусов. Заинтересованность сквозила из всех черт его нессиметричного лица и была бы оскорбительна для любого нормального парня. Значит, он тоже раскусил меня.
- Ты хорошо танцуешь, - сказал он этим своим красивым голосом, от которого мурашки бежали по телу, и прищурился, как бы раздумывая, прежде чем предпринять что-то сомнительное. Потом неожиданно схватил меня за руку и широко улыбнулся, я вздрогнул, парни мне так ещё никогда не улыбались, и я почувствовал, что со мной происходит сейчас нечто очень важное, нечто, так необходимое моему собственному «я».
- Видел пару минут назад твои запонки в аппаратской, - голос стал на тональность ниже, чем обычно.
Я получал удовольствие от его голоса, и четко знал, куда несут меня ноги. Мне было любопытно. Поэтому я сотни раз потом обдумывал все, и был уверен, что пошел на это сознательно Он уверенно потянул меня за собой в маленькую комнатку с аппаратурой, я не успел опомниться, как он закрыл дверь на защелку. Посмотрев на мое невозмутимое лицо, он рассмеялся и подошел ко мне вплотную, как бы невзначай зацепился пальцами за пряжку ремня. Передо мной был сейчас другой человек. Незнакомый. Зрачки расширены, веки покраснели. Не очень-то приятное зрелище, немного пугающее. И растерянность снова охватила меня. Стоит ли мне делать это? Словно в полусне я услышал:
- А я ведь давно за тобой наблюдаю. А ты, оказывается, сам… Так не будем время терять?
Я сразу почувствовал жар его рта. Я буквально задеревенел и не мог ответить, его настойчивые, скользкие и какие-то собственнические губы раздражали меня все сильнее, но потом он вдруг чувственно задел языком мой язык и по телу скользнула искра удовольствия. Такого животного, пошлого удовольствия, неестественного, без примеси какого-либо чувства, кроме похоти. Я не знал, что так бывает. Все произошло почти на уровне рефлекса. Я вцепился в его темные волосы, притягивая еще ближе, подумав вдруг, что у брата они были бы такими же даже по длине. Желание быстро нарастало, и мне уже не нужно было решать, как поступить. Я решительно перехватил инициативу в поцелуе, а он неожиданно быстро сдался, позволив мне делать всё, что я смогу. Мы оказались без одежды на продавленном старом диване с драной обивкой, на котором я просидел с Натой целый вечер, ожидая пока окончится шоу. И мог ли я знать, что он будет так отвратно скрипеть остатками пружин, пока я буду неловко и очень страстно в первый раз в жизни заниматься сексом с мужчиной? Думаю, без хорошей растяжки, Андрею было больно, но он кончил с громким криком. Я ведь уже упоминал, какой сексуальный его голос? Мне до сих пор иногда вспоминаются эти возбуждающе низкие стоны и вздохи... И я понять не могу, как никто нас не застукал после такой своеобразной музыки, наверное, нам очень повезло. Очень повезло. Конечно, после случившегося, я был очень доволен собой.
И, в общем, хоть некоторые угрызения омрачали душу, но в то же время я был рад. Я думал, как хорошо, что у меня уже есть опыт, и хорошо, что обошлось без продолжений и последствий, потому что Андрей выпустился, и мы не встречались больше. В одиннадцатом классе потом у меня был только один случай личного характера, но я о нем вспоминать не хочу, как я уже говорил, об этом ни за что и никому не рассказывал, кроме брата. Ну а потом я увидел Стаса… и пропал для общества, для всяких подростковых приключений и вообще чего-либо не связанного с ним и танцами.
Так и не заметил, как рассказал в двух абзацах всю свою интимную жизнь. Похвастаться нечем, но какая есть. Да… нечего больше рассказать.
А если бы я вел любовный дневник, я бы писал туда все слова, которые мне говорил Стас на каждом занятии, типа по порядку: «Добый день», «ну, с чего начнем?», «опять хотите фокстрот? Надо на танго композицию обновить», «Локоть, Артур», «Хорошо, Артур», «Артур, вот здесь ты ногу недотягиваешь», «уже лучше, молодец», « еще раз», «с самого начала», «с угла»… и так далее…
* * *
Неделя проходит незаметно. Учеба поглощает с головой. А с последним снегом я ошибся, в этом году зима решила задержаться еще на несколько недель. Я пью молоко и проглаживаю утюгом складки на брюках, когда звонит домашний телефон, и Костя из прихожей орёт: «Возьми трубу».
Звонит моя партнерша.
- Я сегодня не приду на занятие. Позвони Стасу, отмени, окей? – слышно как в комнате Наты поёт Мадонна.
- А что случилось? – я тупею от неожиданности и внезапного понимания, насколько сильно всю неделю ждал выходных, чтобы увидеть Стаса.
- Да так. Приболела немного.
По ее голосу ничего не определишь, но я уверен, что она вполне здорова. Вредное, нехорошее чувство поднимается изнутри, однако я сдерживаю его.
- Слушай… - с силой накручиваю провод на палец, - если дело в деньгах, то я могу…
- Нет! – обрывает раздраженно. - Я болею. Собираюсь проспать целый день. Так что сегодня пропускаем, можно мне хоть одну неделю отдохнуть, а? Я думаю, что можно. В общем, мы договорились? Пока.
- Э… пока...
Кладу трубку. Смотрю на нее, словно впервые вижу. Красная, гладкая, на ней овальные блики и пластмасса теплая от моей руки. Номер Стаса я помню наизусть, но я понимаю, что звонить не буду. Не буду. Я иду доглаживать брюки, у меня какое-то странное предчувствие, как предчувствие падения, когда ты опускаешь голову и видишь кочку у себя под ногами, и прежде чем споткнуться и упасть ты успеваешь подумать «Черт!» и представить, как больно будет пропахать носом асфальт.
Костя надевает куртку в прихожей и видит меня в проеме двери.
- Чего такой опущенный? – с улыбкой спрашивает.
- Так… - лицо брата вполне спокойное, но я уже знаю, что он заметил и волнуется, иначе бы просто ушел. Я подхожу и неожиданно для самого себя хлопаюсь лбом в его плечо. Он не двигается, только мягко обнимает меня одной рукой, и вдруг я понимаю, что слова застряли в горле, и я не могу выговорить ни звука. Да я и не знаю что сказать. Что мне паршиво? Это итак ясно. Что мне надоело сходить с ума и думать постоянно об одном и том же человеке? Что я ненормально одержим? Что я гребаный пидор, поэтому не могу даже думать о взаимности, потому что я чертов реалист, который даже в своих сексуальных фантазиях всегда предельно приземлен и скептичен?
Я не могу сказать то, что вертится на языке, ведь это звучит противно и жалко, как в мелодраме. Костя молчит.
- Иногда мне хочется сломать ногу… чтобы больше не танцевать. – Говорю я. наконец. И мне кажется, что этим я выразил все, что хотел. Только тошнит от драматичности сцены.
Я вздрагиваю, когда Костя кладет ладонь мне на затылок и успокаивающе гладит, как мама в детстве.
- Думаешь, это не настоящее? – тихо спрашиваю я. - Думаешь, я все это придумал, как безмозглая старшеклассница?
- Думаю, что у тебя все будет хорошо. – Произносит он после паузы.
Я выдыхаю. Он отстраняется, подмигивает, и, не давая мне опомниться, рывком застегнув молнию на куртке, выходит за дверь.
А я чувствую, что мне стало легче и с улыбкой смотрю на это поспешное бегство. Но я ему верю.
Через пять минут я уже бегу по скользкой подмороженной улице с сумкой на плече. Мне почему-то хочется скорее увидеть Стаса и кажется, что случится что-то хорошее. Я знаю, что это все влияние весеннего воздуха, но это не делает меня менее влюбленным. Наташка не придет и тренировки не будет. Но, по крайней мере, я его увижу и уже совсем скоро.
Во дворце Молодежи темно и тихо. Выходной. Гулко отдается каждый шаг, пока я поднимаюсь на третий этаж, мимоходом посмотревшись в зеркала. Волосы растрепались, но мне кажется, что в зеркале, когда я пробегал мимо, отразился кто-то другой. Не я, а незнакомый парень, мальчишка. Я бросаю сумку и куртку в раздевалке и заглядываю в зал. Там никого. Горит одна лампа в углу, остальная часть помещения тонет в темноте, за огромными окнами снизу едва видны мутные пятна фонарей. Я закрываю дверь и заглядываю в тренерскую.
- Привет…
2 глава
Медленный фокстрот - это длинные линии, непрерывное, плавное поступательное движение, сдержанная сила и полет. Этот танец считается трудным, так как требует хорошего равновесия и постоянного контроля за каждым движением. Чтобы исполнять его грациозно, партнеру и особенно партнерше нужна длительная тренировка. Медленный фокстрот требует большого пространства, и на небольшой или забитой парами площадке танцевать его довольно трудно.
Благодаря моему маленькому обману, мы проводим вместе почти час. Мы ждем, когда придет Наташа, сидя на кожаном диване в тренерской. Я постукиваю каблуками черных бальных туфель, мягкая кожа на сгибе уже потрескалась, хотя туфли новые. Я немного смущен. Стас листает записную книжку и говорит со мной. Играет тихая музыка. Он смешно и ненавязчиво рассказывает о том, как начал танцевать в пятом классе, и как ненависть к танцам переросла у него в профессию. Я спрашиваю, и он перечисляет разные места, куда он ездил на конкурсы и выступления. Немного рассказывает о судействе. Ему не раз приходилось судить турниры между юниорами. Помню, как на одном из конкурсов он судил нас, и смотрел на нас так внимательно, серьезно, как и остальные судьи, но иногда мелькала улыбка, и мы понимали, что он гордится нами. Нам хотелось, чтобы он гордился. У меня даже сохранилась видеозапись, которую мама снимала на домашнюю камеру, как мы уходим с площадки, Стас встречает нас прямо у края паркета, что-то говорит, наверное, как обычно «Наташа, локоть» и быстро проводит по моим лопаткам ладонью. Такой невинный жест, который значит «держи спину», но у меня даже сейчас мурашки бегут по позвоночнику, когда я вспоминаю это прикосновение.
А теперь мы сидим в небольшой комнате, наедине. И мне с трудом удается убедить себя, что я имею право сидеть с ним рядом и разговаривать, как любой нормальный человек. Как Ян, например. Я привык соблюдать субординацию во всех сферах жизни, поэтому для меня это не так просто как кажется. От смущения мой взгляд все время цепляется за пепельницу на журнальном столике. Обе наши тренерши дымят как паровозы, и эта пепельница всегда переполнена. Она источает горьковатый терпкий запах.
Я не знаю о чем говорить, в неловкой тишине мне кажется, что у меня слишком громкое дыхание, и мне становится стыдно за то, что из-за моей прихоти Стасу приходится в свой выходной сидеть тут. На миг все кажется бессмысленным. Общие темы о танцах мы уже обсудили. Мне приходит в голову задать вопрос, который уже давно волнует меня.
- Как ты думаешь, у меня есть какие-то перспективы? В этом… плане… В плане танцев.
Стас задумчиво поворачивает голову, смотрит на меня. Наверное, ему часто задают такие вопросы. И кому как не тренеру знать ответ. Вот, например, Ян с Викой считаются у нас лучшими в латине. На всех городских конкурсах они на первых местах или в первой тройке. Еще пара по латине и три по стандарту считаются перспективными, и бывает так, что очень хороший партнер вытягивает партнершу или наоборот. Ян с Викой оба профессионалы, но вот если бы Влада поставили в пару с новенькой Леной, то они могли бы составить им достойную конкуренцию. Но Влад не хочет танцевать ни с кем, кроме Дианы, потому что они с ней встречаются и им нравится друг с другом. В их пасадобле такая страсть, что аж искрит, но не хватает техники. И тренер видит сильные и слабые стороны каждого танцора. Кого с кем лучше поставить в пару и на кого стоит тратить время на занятии.
- Ты можешь быть лучшим, если захочешь, - неожиданно говорит Стас.
Я настолько не ожидал это услышать, знали бы вы, что происходит у меня в душе. Он сидит так близко, и его взгляд направлен прямо мне в душу, как будто он прожигает меня до самого сердца, и плавит все внутри. Мне неестественно жарко. Я впервые замечаю необычный теплый карий цвет его глаз, немного насмешливых, но таких внимательных, и мне на секунду кажется, что в этом взгляде что-то есть, что-то скрытое. Я едва слышу, пока он продолжает:
- Но ты не хочешь, вот в чем беда. Хотя, может, это и хорошо…
Он отворачивается и смотрит в окно. Говорит рассеянно, словно много раз думал об этом:
- Дело даже не в технике… Танец должен быть красивым для того, кто его смотрит. Такой маленький спектакль пары для судей и зрителей, Артур… Но ты танцуешь сам для себя. И… можно сказать, что это твоя фишка. Мне нравится это в тебе. - тут он снова смотрит на меня, а я не знаю что сказать.
«Ему нравится… Нравится это во мне?…» - кровь пульсирует в ушах и сердце болезненно-сладко сжимается. И эта необычная откровенность между нами немного пугает. Я понимаю, о чем он говорит. Когда я смотрю записи профессиональных конкурсов и выступлений, меня самого немного коробит эта показательность, нарочитость почти всех движений спортивных танцев.
- Может, мне тогда стоило заняться брейком или балетом? – шучу я, после неловкой паузы, нарочно, чтобы рассеять очарование момента. - И Наташка бы не мучилась, и тебе бы не приходилось тратить на нас время.
Он смеется в ответ, кивает, потом вдруг без перехода резко хмурится. Я уже упоминал какое у него подвижное лицо? Он смотрит на тяжелые часы на левой руке.
- Ох, ладно, поздно уже. Она, наверное, не придет. Пошли-ка по домам.
И я послушно встаю, словно только и ждал команды, и иду переодеваться.
- У тебя день рождения в среду? – спрашивает он из открытой двери.
Я застегиваю свитер, и собачку заедает. Я напрочь забыл про свой день рождения!
- Ээ…ээ. Да. Надо же, я и забыл.
Стас почему-то интересуется:
- Будешь праздновать?
- Да нет, наверное. Может, съезжу к родителям…
- Понятно.
Мы закрываем все двери и выходим на улицу. С удовольствием вдыхаем полной грудью свежий весенний воздух, который и проясняет и кружит голову. Я смотрю, как Стас достает из кармана что-то маленькое и плоское, размером с зажигалку.
- Ты куришь? – удивляюсь я.
Он добродушно смеется.
- Только трубку.
Оказывается, это маленькая карманная щеточка для обуви. Стас нагибается и аккуратно чистит свои ботинки, хотя на вид они итак чистые.
И я осознаю, что мы с ним можем стать друзьями. Вот так просто. Я идиот. Это я, я сам, придумал какую-то пропасть между нами, непроходимую стену моего обожания. Я выдумал его недостижимость, глядя на него как на идол. А на самом деле Стас был бы не против, думаю, поболтать со мной за кружечкой пива.
- Ты где живешь?
- На Пушкина.
- Близко. Я сегодня не на машине, а так бы подвез.
Мы идем к остановке в уютном молчании, совсем рядом, наши локти иногда соприкасаются и у меня сбивается дыхание, я ни с того ни с сего тихо смеюсь. Он поворачивается, дружелюбно улыбается мне и снова смотрит вперед. «Я счастлив!» - от этой мысли немного кружится голова.. Воздух пахнет весной. Кажется, что я попал в какой-то чудесный сон, и я не понимаю, как можно быть настолько в эйфории, когда легкие наполняются искрящимися звездами из бенгальских огней, как можно не умереть от счастья.
Когда мы останавливаемся среди кучки ожидающих трамвая людей, Стас поворачивается ко мне всем телом, и я украдкой разглядываю его лицо, притворяясь, что просто вежливо смотрю на собеседника.
- А знаешь что. – Он задумчиво проводит большим пальцем по подбородку, и весело щурится. – Могу в среду угостить тебя чем-нибудь в качестве поздравления. У меня нет занятий. Хотя, можно и в четверг, если на среду у тебя планы.
- Что? Нет, в среду нормально! Звучит здорово.
- Хорошо, до среды. Наташке привет.
Он пожимает мне руку, быстро и крепко, не обращая внимания на то, что моя ладонь словно деревянная. Я смотрю, как он кэпс-локом обходит лужу, и ловко запрыгивает на ступеньку трамвая.
Все произошло так быстро, или это я настолько медленно соображаю, что удивляюсь, только когда трамвай скрывается за поворотом, а ладонь все еще горит от тепла его руки.
* * *
Он целует меня. Нежно, настойчиво, скользя по моим губам и проникая в рот, лаская мой язык. Я тянусь ему навстречу, чтобы обнять, притянуть ближе, но он словно ускользает, только его губы, такие восхитительно волнующие продолжают целовать меня. Я не могу открыть глаза, но чувствую горячие прикосновения и вздрагиваю от желания. Губы горят. «Только не прекращай», - умоляю я, молча. Мне удается обхватить его лицо руками, чтобы быть уверенным, что эта пытка удовольствием не закончится так быстро. Но он вжимает меня в кровать своим телом и я кончаю, беззвучно постанывая, глаза разлепляются, и я просыпаюсь, нехотя выныриваю из волшебного сна. В комнате серый утренний свет, мягкие тени от мебели словно пушатся, и очертания предметов до раздражения реальны, как бы указывая мне - это был всего лишь сон. Я вздыхаю, убираю взмокшее одеяло вбок, потягиваюсь до хруста в костях. Надеваю домашние штаны и иду в ванную.
- С днем рождения! – вопит Костя с кухни, услышав, как хлопает дверь.
Сегодня он делает мне завтрак, хотя обычно готовка - моя обязанность. Без всяких затей, брат всегда на праздники дарит мне деньги, зная, что они мне нужнее любых подарков. Пока я ковыряю вилкой колбасу, от волнения почти нет аппетита, Костя целует меня в макушку, что довольно необычно для него, потом уходит на работу. Я долго сижу на кухне, не обращая внимания на то, что еда и кофе остывают. Мне нравится неторопливо прокручивать в голове смутные воспоминания о том, что приснилось.
Солнце поднимается выше, проникает сквозь тонкие занавески в комнату, отсвечивает на белом кафеле и бесцветных обоях. Мне приходит мысль, что жизнь полна простых чудес и неимоверно прекрасна, я думаю о сегодняшнем вечере, о том, стоит ли еще раз сходить в душ. Праздничное настроение настолько сильно, что в животе покалывают искорки восторга, расшевеливая смутное беспокойство. Я совершенно не представляю чего ждать от сегодняшней встречи со Стасом. Мысль о том, что до неё еще целый долгий день сводит с ума и даже вдыхаемый воздух, кажется, весь состоит из волнения.
Я впервые решаю забить на пары и даже, что очень серьезно, на родителей. Я знаю, как будет проходить сегодняшний день, если все пойдет по сценарию. Мама приготовит мой любимый торт, накроет скатертью старый кухонный стол, расписанный ею еще двадцать лет назад. Папа достанет из шкафа коробки с видеокассетами, на каждую из которых наклеена бумажка, и мелким неровным почерком то ручкой, то карандашом подписаны даты, места и названия наших конкурсов и выступлений. После работы придет брат, принесет бутылку хорошего вина, в котором ни я ни папа с мамой ничего не понимают. Мы сядем перед телевизором, и будем просматривать кассеты, смеясь, перематывая на самые интересные кусочки. Брату быстро станет скучно, но он будет терпеливо смотреть видеозаписи вместе с нами, ухаживать за мамой, часто выходить покурить. Потом, наконец, настанет время ехать домой, и начнутся долгие уговоры матери переночевать у них. Наши долгие отговорки, оправдания, споры, мелкие уколы жалости и стыда перед родителями. Немного расстроенные и притихшие мы вернемся домой, покурим и ляжем спать. Вот так и закончится этот день. Заканчивался последние несколько лет.
Но только не сегодня.
Задумчиво теребя пальцами нижнюю губу, я размышляю, что надеть. Вчера Стас позвонил мне и спросил, во сколько заехать, еще он сказал, что я могу пригласить друзей, что я, конечно же, проигнорировал. Можно надеть джинсы, правда, я настолько привык ходить в брюках, что в одежде, которую не надо гладить, чувствую себя кем-то другим. Но именно это мне и нужно сегодня, как я понимаю, я должен вылезти из своей шкуры.
Может быть, стать кем-то отчаянным.
Звонит телефон.
Сначала звонит Ян, развязным голосом предлагает прогуляться вечером, он недавно откопал новый «понтовый» бар, где у него теперь есть знакомый бармен, а еще есть знакомые девчонки, которые сегодня тоже не прочь повеселиться. Я отказываюсь. Звонит Наташка, поздравляет и извиняется за то, что и в воскресенье и в последующие два дня не ходила на танцы. «С меня сюрприз», - говорит она. Я фыркаю в кулак. Сюрпризы от этого человека не интригуют, а скорее пугают. Потом звонит тетя, потом приятельница мамы и еще какие-то люди. Каждый раз я снимаю трубку и сердце сладко сжимается – кажется что сейчас я услышу его голос. Но каждый раз это кто-то другой. Звонит бывшая партнерша, одноклассник, друг из универа, почти все в неестественно приподнятом настроении, почему-то зовут меня куда-то и радуются. Создается ощущение, что у меня огромная куча друзей. Потом звонит бабушка, ласково сетует, что я уже почти год не заходил в гости. И звонит папа.
Маму положили в больницу.
* * *
Нет ничего странного в том, что люди болеют. Я вообще удивляюсь, как такой сложный и хрупкий человеческий организм может пережить столько напастей и иногда даже держится несколько десятков лет. Но когда я слышу, что у мамы, ни с того ни с сего, было давление выше двухсот и приступ, мне кажется это странным. Чьей-то не смешной шуткой.
Когда я еду в маршрутке, медленно ползущей сквозь запруженный машинами город, я чувствую пустоту и тихую, зудящую, как мелкое насекомое, злость. На пробки, людей, сжимающих со всех сторон, в своих мокрых куртках и плащах, со своими волосами влажными от дождя, с их специфическим запахом. Почему-то именно чужие волосы, не тела, голоса и лица, раздражают больше всего. Их запах. Я злюсь на папу, который не сказал мне сразу, когда это случилось. Брат тоже, наверняка, давно знал, что у мамы проблемы с сердцем. А эти бестолковые врачи, которые не заметили сразу, что давление очень сильно превышает даже повышенные показатели. Почему в этой дурацкой стране нет нормальных врачей, которым можно доверить свою жизнь?
Я вываливаюсь из автобуса под мелкий противный дождь, иду, смутно вспоминая дорогу до больничного городка. Едва перебираю ногами, они словно не хотят двигаться, словно набитые соломой. Я считаю про себя: «Раз, два, три, раз, два, три» в ритме венского вальса, который я не люблю, но темп ускоряется и ускоряется, как виток за витком накручиваются круги танца, я уже бегу, низко опустив голову, как будто это может помочь мне укрыться от дождя.
В больнице мерзко.
На лестничном пролете мальчик с перевязанной ногой, курит вонючие сигареты, вытряхивая пепел на пол и в полную коричневой жидкости банку. С ним рядом дымит дядька в верхней одежде, должно быть отец. Они деловито переговариваются.
В палате у мамы неопределенного оттенка зеленые стены, тумбочки, как у нас были в детском спортивном лагере, восемь железных кроватей и все заняты. Ничего общего с тем, что обычно показывают в русском кино. А я, кстати, ни разу до сих пор не бывал в больницах.
Целых полчаса мы сидим и ждем, пока маму приведут с каких-то анализов.
Она не вспоминает про мой день рождения, зато несколько раз называет меня «Костенька» и «Славик», Славик - это папа. А отец, отведя меня в сторонку к окну, переминаясь и сомневаясь, говорит:
- Артур… Я знаю, Костя подарил тебе денег. Ты можешь одолжить на пару недель? Маме прописали много…чего.
Я вижу, как ему трудно это сказать, и мне самому почему-то ужасно неловко. Я лезу в карман.
- Конечно, конечно, ты еще спрашиваешь…
Я тороплюсь, мне кажется, что если не достану эти деньги сейчас, они просто испарятся. Но мои пальцы находят только мятые автобусные билеты и несколько монет. Я помню, что точно брал деньги с собой. Я предполагал, что может возникнуть какая-нибудь непредвиденная ситуация, и перед выходом положил их в карман куртки. Но там ничего.
- Их нет, - я начинаю уже всерьез нервничать, срываю куртку, чтобы обыскать ее как следует. Я выворачиваю карманы и мелкие мятые бумажки летят на серый больничный пол.
Деньги украли, скорее всего, в маршрутке. Народу было битком, все пихались, входили и выходили. Так что сделать это было проще простого. Я сам виноват, что совсем забыл про них.
В пять часов заканчиваются часы посещения, пасмурно, и по всему городу пробки. Кажется, что день подходит к концу. Мой, вообще-то, день рождения. Мы прощаемся с отцом, которому в другую сторону. Во рту у меня плотно засел горький противный комок. Я иду домой пешком, через полгорода, уже не обращая внимания на то, что за шиворотом мокро, в ботинках хлюпает, и кажется, из глаз тоже вот-вот потечет. Не из-за денег, конечно, из-за того, что раз в жизни не смог помочь, когда отец попросил. Из-за того, что по собственной глупости отдал кому-то заработанное братом тяжелым трудом. И еще у меня перед глазами все еще стоит выражение маминых растерянных подслеповатых глаз, словно ищущих чего-то и не способных разглядеть.
Мне все равно, что бы сейчас ни случилось, хуже уже не будет. Только подойдя к двери подъезда и несколько мгновений пялясь на замок, я понимаю, что связки ключей в карманах тоже нет. Глупо. И смешно, кстати. Я думал такое только в кино бывает, когда как домино все падает одно за другим. Холодно. Сыро. Плохо.
Дождя уже нет, но какая разница.
Я стою спиной к стене у железной двери, спрятавшись в капюшон и втянув голову в плечи. Жду, что кто-нибудь выйдет и запустит меня в теплый подъезд. Я совершенно ни о чем не могу думать, кроме холода, проникающего, кажется, прямо сквозь намокшую одежду. Пальцы начинают болеть, я с трудом могу ими пошевелить. Я знаю, что после девяти часов вернется брат и впустит меня в квартиру. Он не будет нервничать из-за ключей, только покачает головой и уйдет на балкон курить. Слезы подступают как-то сами собой, когда я уже успел порадоваться, что хотя бы не разрыдался позорно. Как это жалко, стоять у подъезда и беззвучно цедить слезы, когда сердце сжимается от боли и вины, тело дрожит от холода. Жалок, безнадежно жалок. Девчонка, слабак, влюбленный идиот. Влюбленный? Правда ведь… Надо же, а я почти на целый день забыл о нем. И словно наказание мне за слабость, хлопок двери автомобиля, шаги и знакомый голос, удивленный.
- Артур? Это ты?
Я поднимаю голову. Это Стас, в черном пальто, без шапки, без перчаток, только что из тепла, недоверчиво рассматривает меня.
- Привет. Ты чего тут стоишь?
- Привет…
Я не замечаю, что слезы продолжают течь по моему лицу, отталкиваюсь от стены, снимаю перчатку, пожимаю его руку, обжигающе теплую и живую. Смотрю на него. Никогда не видел на его лице такого серьезного, обеспокоенного выражения, словно он впервые видит меня и пытается поверить, что я тот самый человек, за которым он приехал, как и договаривались, в шесть часов. Представляю как я выгляжу сейчас: посиневшие губы, слезы… Закрываю глаза, умоляя мироздание помочь мне бесследно провалиться сквозь землю.
- Я не могу попасть домой.
- Потерял ключи?
- Да.
Стас улыбается с видимым облегчением, мягко подталкивая меня за плечо к машине.
- Ну, это не страшно. Пошли. Отвезу тебя куда захочешь. Где живут твои родители, родственники?
- Нет.
Мне уже все равно, я чувствую себя отчаянным.
- А можно к тебе?
Когда я просыпаюсь, шторы раздвинуты и в окно вливается холодный голубоватый свет. На кухне что-то гремит и тихо поет радио. Я поднимаюсь, зеваю, приглаживаю волосы. С удивлением вспоминаю вчерашний день. Надо бы позвонить отцу, узнать как там и что. И позвонить Косте на работу, сказать, что все в порядке и про ключи. Нет, лучше к нему заехать сейчас, он работает недалеко тут через несколько остановок… Мои вещи высохли. Натягиваю джинсы, иду на кухню. Стас сидит с газетой в руках за столом, а на сковородке жарится омлет. Это почему-то кажется мне смешным, я фыркаю.
- О, ты проснулся, - улыбается он, - это хорошо. Мне через двадцать минут на работу. Как спалось?
- Не помню, - смущенно бормочу я. И правда не помню. Я словно провалился в черное небытие, а потом уже наступило утро.
- Извини, что я вчера так уснул, по-хорошему надо было тебе постелить на диване, а самому пойти в спальню, но я даже сам не понимаю, как умудрился заснуть.
- Все в порядке. Правда.
Мы завтракаем быстро, в уютной тишине, пьем кофе. Я не знаю, что еще сказать или сделать, просто смотрю на него и запоминаю каждое мгновение. Подробности. Пятнышко на домашней футболке рядом с левой подмышкой. Магнитик на холодильнике в виде зеленой лупоглазой рыбины. Белая фиалка в горшке на подоконнике. На линолеуме глубокая вмятина от чего-то квадратного…
Жаль покидать эту квартиру. В подъезде гулко отзываются шаги. Стас уже снова прежний, каким я его знал до этого вечера. Рубашка, галстук, начищенные ботинки, идеальная прическа. Меня не надо подвозить, говорю я. Спасибо за гостеприимство, говорю я. Мы пожимаем друг другу руки и прощаемся. Я иду по тротуару, быстро и не оглядываясь. Безумно хочется покурить после всего, вот дойду до брата и покурю… и ничего не буду ему рассказывать.
Я замечаю, что у меня с лица всю дорогу не слазит улыбка. Ну и ладно. Ведь на самом деле уже сегодня у меня занятие по стандарту со Стасом в главной роли, а скоро суббота и индивидуалка. И вообще почему-то кажется, что дальше будет все лучше и лучше.
* * *
Дальше все лучше. Даже Ян замечает, что мы со Стасом стали как-то больше общаться.
- Я смотрю, вы подружились. – Говорит он, после того, как видит перед занятием, как мы стоим, облокотившись о перила в фойе дворца и болтаем.
- Пожалуй.
Мне приятно это слышать, но с другой стороны, слова Яна меня тревожат. Может ли он догадаться обо мне? Он вроде бы парень умный и наблюдательный... Но в таком случае догадался бы давно.
А если подумать, почти ничего и не изменилось, просто я стал немного свободнее и понял, что Стас не такой, каким я его себе навоображал. Только то, что я увидел, нравится мне еще больше. Иногда я заглядываю в тренерскую после занятия, и мы немного засиживаемся там, разговаривая в основном о моей учебе или о танцах. Мне кажется, что он просто не хочет меня обижать, оставаясь со мной в эти вечера и болтая ни о чем… Когда все одеваются и уходят, на всех этажах выключается свет, Стас поднимается с дивана, достает из кармана ключи и, крутя их на пальце, весело сообщает:
- Уходим.
Мы идем вместе до остановки или до машины, плечо к плечу. И для меня нет ничего лучшего, чем эти вечера, которые удается вот так вот нагло украсть у него. Я, правда, стараюсь не слишком надоедать. Я боюсь, что однажды он нахмурится и скажет, что очень спешит домой. Или к друзьям. Или к девушке…
Наступает май. С учебой у меня все нормально, почти все зачеты автоматом. Учиться на первом курсе оказалось довольно легко, говорят, что дальше будет труднее. Я радуюсь теплу и любуюсь свирепыми майскими грозами, стоя на балконе. Они накатывают внезапно, обрушиваются на город, яростно терзают его, а потом утихают. И наступившая после тишина - это волшебство.
У меня тогда даже лопатки сводит, так хочется танцевать!
А мама постепенно оправилась после удара. Только теперь она пьет много таблеток, где-то десяток в день, и иногда забывает, где лежат вещи, а также о том, что было пять минут назад… Говорят, могло быть гораздо хуже. Поначалу, после выписки, мы с братом навещали родителей чаще. Он два раза в неделю, я через день. Теперь стали ездить всего раз в неделю, но время же так быстро идет, а у меня университет и танцы, поэтому я совсем не могу выделять на это время. Хоть и стыдно…
Однажды я замечаю, что мне стало трудно любить. Что я устал от этой ноши. От постоянных попыток сдержаться от прикосновений и не выдать себя словами. В моменты слабости я думаю, что лучше бы все было как раньше, когда мы почти не общались. Но потом, сам же жду Стаса после занятий и нахожу повод…
- Вот кассета, которую ты мне давал в четверг.
- Аа… ну-ну… и как тебе?
- Все-таки правила с девяносто пятого года сильно поменялись.
Он смеется. Правила всегда меняются, как и мода. Начинает рассказывать что-то о последних изменениях в программе движений и о том, как было раньше.
У него очень много кассет с записями конкурсов и показательных выступлений зарубежных танцоров. А также много записей с его собственными выступлениями. Я почему-то долго не решаюсь попросить именно их, но как-то раз у меня получается. Небрежно, словно это какая-то ерунда, он протягивает мне кассету после занятия, когда кругом еще шумно переодеваются остальные.
- Это ансамбль. – Поясняет он запись на коробке. – Самое лучшее время было, пожалуй.
Спрятав кассету во внутренний карман крутки, я бегу домой, не чувствуя ног. Мне хочется скорее посмотреть ее, заперевшись в темной комнате без свидетелей, сесть прямо перед экраном. Так я и делаю, едва разувшись и даже не повесив брюки и рубашку на вешалку.
Но как обычно у мироздания другое мнение. Старый видеомагнитофон не желает работать. Хотя я вчера только им пользовался, и все было в порядке. Разочарование ядовитым облаком укутывает меня. Но я не способен вспылить и выбросить капризную технику в окно. Я кладу кассету в ящик стола, ложусь на кровать, заложив руки за голову, и смотрю в потолок. Что-то должно измениться. Моя жизнь проходит зря. Я схожу с ума от желания любить и быть любимым…
Надо срочно что-то менять…
* * *
На другой день мы с Яном идем в отдел танцевальной обуви. Это маленький уголок в старом торговом центре. Он недавно появился здесь, а раньше танцевальную обувь нужно было заказывать из Москвы или из европы. Ян одет в синюю майку, которая ему очень идет. Я не могу не любоваться его руками. У него красивые мышцы и запястья, и он еще любит носить браслет из разноцветных камешков, который привез из Африки. Почему бы мне было не влюбиться в него? – прикидываю я. С ним было бы как-то проще. И по возрасту мы одногодки. Он грубоват и не церемонится со мной, а Стас всегда вежлив. Всегда и во всем. Если бы я сказал Яну, что я гей и давно люблю его, он бы обматерил меня и, может даже, съездил бы по морде, но так же быстро все вернулось бы на круги своя. А вот скажи я Стасу, он, пожалуй, вежливо улыбнется, скажет что-нибудь нейтральное, и больше никогда не будет рассказывать мне о том, как мальчишкой он с другом прыгал с гаража в снег…
- Эй, Артур, ты уснул что ли?
Ян хлопает меня по спине. Мы уже почти пришли, но остановились на площади, чтобы купить газировки. Шершавые стены, облепленные рекламой, симпатичная продавщица путается в деньгах, поглядывая на нас из-под челки. У Яна на лице игривая улыбка. Он мастер игры в гляделки. От порыва ветра большой синий зонтик с логотипом пепси кренится и плавно ложится на асфальт, прямо под ноги. Испуганно взлетают голуби, часто хлопая крыльями, и женщина с ребенком отходит поближе к остановке. Пытаясь поднять зонт, продавщица ногой задевает коробку с мусором, ворох оберток от мороженого тоже разлетается по мостовой. Мы помогаем ей, смеясь. Потом идем дальше. Не оглядываясь.
- Я удивлен, что ты не разжился телефончиком. – Подкалываю я.
Ян вскрывает жестяную банку, из дырочки с шипением вырывается струйка пузырьков:
- Если захочу найти, знаю где искать. Но вряд ли захочу.
Проходим мимо французской булочной, сладко пахнет выпечкой.
- Я тут собираюсь в пятницу в клуб, – говорит друг. – Пошли со мной? Девочки будут.
Я пожимаю плечами:
- Посмотрим…
Он пьет на ходу, запрокинув голову, передает мне, баночка холодная и влажная. Приятное чувство.
- А, чуть не забыл, я хотел у тебя видик попросить на пару дней.
- Зачем?
- Да у Стаса взял кассету посмотреть, а мой накрылся.
- Ладно. Можешь прямо сейчас зайти, заберешь. Кстати ты в курсе про Стаса?
- Ты о чем?
Погода так чудесна и нет даже тени плохого предчувствия…
- А ты еще не слышал? Стаса переводят в Германию на два года, так что нам кого-то нового найдут на стандарт.
Небо такое серо-голубое, местами жемчужное. К вечеру похолодало, поэтому я накинул куртку. Ветви деревьев печально черные, хотя кусты шиповника под окнами уже вовсю зеленятся. Я жду Стаса около его подъезда, сидя на лавочке. Я зашел бы к нему домой, но оказалось, что в тот раз даже не запомнил номер его квартиры. Я так погружен в свои мысли, что не сразу замечаю, когда он выходит, подскакиваю, догоняю его.
- Стас!
Он выглядит обрадованным, когда приветствует меня. Он вообще какой-то очень радостный, просто светится счастьем.
- Ты как здесь оказался?
Закономерный вопрос.
- Так, был поблизости по делу. – Неловко вру я и с робкой надеждой спрашиваю. – Ян сказал мне про твой перевод…
- Мм… - Он вспоминает что-то, и его красивые брови вдруг снова хмурятся. - Артур. Я никому еще не говорил, не хочу шума. И все было еще не точно до вчерашнего дня.
- Так это правда?
- Да.
Честно говоря, я не верю своим ушам. Знаете, как это бывает, просто сознание притупляется и не сразу доходит смысл слов. Иногда не доходит даже спустя какое-то время.
- Когда ты уезжаешь?
- Через три дня.
Он вдруг улыбается. Эта счастливая улыбка, резко сменяющая серьезное выражение приводит меня в замешательство. Я хлопаю рыбьими глазами и молчу. Почему? Почему я ничего не знал? Зачем это происходит?
- Значит, ты уедешь на два года в Европу.
Наверное, он видит что-то в моих глазах, потому что тут же становится снова серьезным, без тени веселости. Он приобнимает меня за плечи, словно маленького ребенка.
- Не расстраивайся. В этом городе много хороших тренеров.
Он ждет, что я улыбнусь и отвечу так же шутливо, но я будто парализован. Это совсем не то, что я хочу услышать, даже если это шутка. И, боже мой, неужели я для него действительно всего лишь ребенок?
- На следующем занятии меня, скорее всего, уже не будет. Елена Васильевна сама объявит о замене. Так что ты молодец, что зашел, я хотел попрощаться с тобой лично.
Я молчу.
- Если хочешь, могу тебе позвонить оттуда. В январе еще, возможно, приеду на несколько дней.
Я киваю, шея скрипит, глаза щиплет. Это прощальное объятье уже нереально, как-будто меня обнимает призрак или плод воображения. Он порывисто смотрит на часы.
- Ну все, я побежал в суд. Уже итак опаздываю. Наталье передай привет. И удачи тебе, Артур. Увидимся…
Мы прощаемся за руку. Уходит.
У него рука теплая как всегда, но это рука призрака… Вот так… Я чувствую себя преданным и почему-то предателем… Я иду к остановке, не замечая ничего вокруг. Он уезжает в Германию? Зачем ему сдалась эта Германия? Кто у него там, друзья? Любовница? А как же я? Зачем было рассказывать мне все эти истории из своей жизни, открывать для меня краешек своего мира, чтобы потом уехать, ничего не сказав? Кто я для него?
Такой понятный, привычный мир вдруг колеблется, словно мираж в раскаленном воздухе пустыни… Кто я? Почему это происходит со мной?
Я вежливый интеллигентный парень, спокойный, аккуратный, без комплексов, не глупый, трудолюбивый, реалист, я мог бы быть счастливым, если бы не это чудовище, разгрызающее мои внутренности, чувство, заставляющее меня прибегать к метафорам, эпитетам и сравнениям, научившее замечать липкость ароматного весеннего воздуха. Я отчетливо понимаю, что это чувство сделало меня тряпкой, человеком, не способным взять себя в руки.
Я не стал обычным преуспевающим студентом мехмата, который регулярно посещает семинары, временами пьет пиво в общаге и гудит с приятелями.
Нет, я тот парень, застывший столбом на грязной трамвайной остановке в каком-то провинциальном городе, известном только по количеству массовых несчастных случаев, произошедших в нем за последний год, в отутюженных брюках, с аккуратной прической, стильной кожаной сумкой через плечо. Я тот парень, который запрокидывает голову и смотрит на серое небо и боится, что слезы все-таки переполнят глаза и потекут по щекам, потому что выхода нет, потому что мы больше никогда не увидимся, а еще сегодня утром я и подумать такого не мог.
И какой вообще смысл в жизни, если она так безнадежно нелепа?
Quickstep — быстрый фокстрот. Если термин «фокстрот» по одной из версий образный и в буквальном переводе означает «шаг лисицы», то термин «квикстеп» более точный, то есть «быстрый шаг». Действительно, речь идёт о танце, который в соответствии с его живым ритмом требует от исполнителя лёгкости, подвижности. Богатый вариациями, квикстеп принято считать «малой грамматикой» стандартных танцев.
В настоящее время квикстеп танцуется в ритме 200 ударов в минуту. Основные движения - это прогрессивные шаги, шассе, повороты, многие другие движения, заимствованные из фокстрота. Но основным отличием от других европейских танцев являются «прыжки», как в продвижении, когда пара как бы «cтелется вдоль паркета», c поворотами или без, так и на месте, с оригинальными киками и более сложными движениями.
Шел день за днем, наступило лето. Стас уехал, на его место пришел, это забавно, тренер из моего бывшего танцевального клуба. Я сходил на одно занятие в надежде, что Стас еще будет там, и ушел, не дождавшись даже конца разминки, ни с кем не прощаясь. Я поймал в зеркале заинтересованный взгляд Яна, но даже с ним мне не хотелось говорить. Вы думаете, я потерял интерес к жизни, перестал есть и впал в депрессию? Я тоже думал, что так будет. По крайней мере, так всегда вели себя герои из романов, которые мы анализировали на уроках литературы в школе. Но, как ни странно, я не чувствовал ничего такого. Сначала было нездоровое любопытство. Я наблюдал за собой со стороны, ожидая, что же будет дальше. Потом радовался как больной, который долгое время страдал от перелома, а потом добрый доктор отрезал больную руку. Болезненная радость помогла мне превосходно сдать сессию, устроиться на подработку программистом в операторский центр и помогла мне открыть глаза. Я внезапно понял, что пора перестать быть тряпкой, пора повзрослеть.
Одна девушка из параллельной группы, с которой мы какое-то время довольно хорошо общались, с детства записывала события каждого прожитого дня в большую тетрадь. Однажды она рассказала мне, что села перечитывать ее с самого начала и обнаружила, что очень часто, практически каждый месяц, повторяется такая запись: «Я действительно изменилась», причем она даже не помнила, что это писала. «Я была такая наивная, это был самообман, а вот теперь, по сравнению с прошлым годом, я совсем другой человек», - гордо заявила она. Честно говоря, мне казалось, что она всегда была одинаковой, но я не стал спорить. Может быть, люди постоянно меняются всю свою жизнь, а может, не меняются вовсе.
Это вспомнилось мне, когда я заметил, что две моих белых рубашки уже месяц валяются в углу шкафа, мятые. Потом я внимательно огляделся и обнаружил, что в моей комнате многие вещи не на своих обычных местах, а на подоконнике пятно от кружки. Я будто видел свою комнату впервые за много лет. И вот тогда мне пришла необычная мысль, что пока все люди понемногу менялись каждый божий день, я то никуда не двигался, я был застывшим столбом посреди живого потока. Существовал как по заданной программе в замкнутом мире своих личных ритуалов. Но теперь, когда перемены в жизни вытряхнули из меня многие старые привычки, я заметил перемены и в себе.
Дальше мой мелодичный, налаженный ритм жизни стал постепенно все быстрее и сбивчивей. Пустые вечера, которые были раньше заняты тренировками, теперь были заняты работой или чтением, прогулками и выпивкой с новыми знакомыми с работы и университета. Это было первое такое цветущее свободное лето, когда я гулял с шумной компанией по ночному городу, ездил на дачи, на шашлыки или купаться. Носил джинсы, шорты и спортивную одежду. Но даже не смотря на то, что я позволил себе отрываться, веселиться на полную катушку, всего этого было недостаточно. Все это было немного не для меня. Может, мне не хватало кого-то близкого рядом. Вот и у Кости появилась девушка, и все чаще он проводил ночи у нее, но почему-то не торопился нас знакомить и не звал в гости. Я его почти не видел.
Но это все обстоятельства, это не главное. А главное то, что я постепенно разрушил внутри себя некоторые границы.
Я попробую рассказать, как это случилось.
Однажды ночью в середине лета я лежал в постели и никак не мог заснуть. Балкон был открыт и сладкий сладкий запах цветущих растений душный и будоражащий гулял по комнате. Я не думал ни о чем конкретном, но был очень взволнован и возбужден. Такого не было очень давно. Я ворочался с боку на бок, слышал веселые пьяные голоса гуляющих компаний, смех. Мне хотелось секса. Хотелось бежать со всех ног по дороге, просто бежать бесконечно, сделать хоть что-нибудь с этим наваждением. Я сел на кровати, спокойно взял в руку тяжелую настольную лампу, размахнулся и кинул в стену. Толстое стекло плафона с противным звуком треснуло и осыпалось на пол.
Я откинулся на подушку, чувствуя облегчение и звон в ушах. Через минуту дверь приоткрылась, раздались мягкие шаги по ковру, и Костя сел на край кровати.
- Чего буянишь? – голос хриплый, рука легла мне на затылок, зарылась в спутанные волосы.
На секунду я почувствовал стыд, но это чувство быстро ускользнуло, оставив после себя горячее пульсирующее желание прикосновений. Любых. Я молча стиснул зубы, и брат тоже явно не знал, что сказать. Мы сидели в тревожном молчании.
Я рассматривал черный силуэт в темноте комнаты. Из окна сквозь шторы просачивалось немного синего света и ложилось на мягкие складки его рубашки, шею и волосы. Он, видимо, еще не ложился. Рядом с ним, всегда спокойным, таким нормальным, я сам отчаянно хотел быть другим. Сдержанным, правильным, взрослым. Но я, черт возьми, ничего не мог поделать…
Я сел в кровати, одеяло зашуршало, я обнял брата за плечи, подобрав ноги, чтобы удержать равновесие. Было странно и неловко, но мне так хотелось почувствовать чье-то живое тепло.
- Артур? – тихо спросил Костя.
Я положил подбородок ему на плечо, задев кончиком носа гладкую кожу шеи. Моя рука, словно подчиненная чужой воле, легла ему на живот и пошла вверх. Я почувствовал под рубашкой твердую мужскую грудь, ребра, напрягшиеся мышцы и стук сердца, который как-будто отозвался эхом где-то у меня в горле. В темноте было так легко обмануть себя, решить, что это нереально, поэтому все можно. Я медленно вдохнул запах, знакомый и родной, наш общий гель для душа. Отнял руку от его груди и положил на гладко выбритую щеку, потом, втянув носом душный воздух, тягучий как патока, я грубовато повернул его голову к себе и поцеловал, прижавшись губами к губам. Замер так, тихонько вдыхая и выдыхая носом, Костя не двигался, я зарылся глубже в его волосы, сжимая пальцы в кулак и поцеловал снова, прихватив верхнюю губу, потом нижнюю. Мягкие и солоноватые они были неподвижны, и я целовал его, как целуются наркоманы с собственной подушкой, находясь в очередном наркотическом бреду, не чувствуя возбуждения, только жажду, которую, я знаю, невозможно утолить.
Не знаю, сколько это продолжалось, я был как в тумане. Потом вдруг отпустил его и лег на спину, перед моими глазами был черный потолок. И тикали старые настенные часы. Так же четко и размеренно, как и всегда. Только мое возбужденное дыхание было неестественно громким. Я ждал реакции.
Мне уже казалось, что Костя никогда больше не пошевелится, но он развернулся, прозаично шурша в карманах и, вытащив оттуда то, что искал, чиркнул зажигалкой.
- Курить будешь?
После этой ночи мы сделали вид, что ничего не случилось, но я часто вспоминал это происшествие со сладкой шипастой тяжестью в груди. Мне нравилось фантазировать об этом, тщательно прогоняя мысли про Стаса. Но иногда не удавалось и тогда я думал о нем и долго не мог заснуть. Я вспоминал наш последний разговор. Пытался справиться с унизительной мыслью о том, что я был глупым мальчишкой, и хотел понять отношение Стаса ко мне. Я самонадеянно решил тогда, что мы стали друзьями, но последняя встреча показала, что это не так. Он даже не сообщил мне такую важную новость о своем переезде.. Я был просто учеником, может быть, он и относился ко мне по-особенному, но никогда не считал меня равным. Я принял эту мысль.
Я представлял себе, способен ли человек думать о чувствах других людей, когда перед ним такие перспективы и такое головокружительное новое будущее? Ни один дурак не отказался бы уехать из этой жалкой неблагополучной страны, работать в престижной фирме и при этом еще заниматься своим хобби, танцами, получать за это огромные деньги. Я попытался представить, что бы чувствовал я, и что готов был бы принести в жертву ради такого успеха, но не смог. Но я – это не Стас. Да и не думаю, что ему пришлось чем-то жертвовать.
Лето прошло быстро, жаркое, душное, дождливое и солнечное. На заработанные деньги я купил персональный компьютер, правда почти не знал, что с ним делать. Все эти три месяца мне постоянно звонила Наташка и спрашивала, буду ли я продолжать заниматься, потому что ей надоело танцевать одной. Ругалась. Я старался быстрее закончить разговор, я не хотел возвращаться туда, мне казалось, что это старая жизнь, а теперь у меня другая жизнь, лучше. Но к середине августа я понял, что просто не смогу жить без танцев. К тому же прошел слух, что наши тренеры задумали интересный проект. Они решили сделать из лучших совершеннолетних танцоров ансамбль, который будет ездить по стране с особой танцевальной программой, участвовать в концертах и фестивалях. Я помнил, что Стас тоже когда-то в юности танцевал в ансамбле и называл это время лучшим в жизни. В тот же день я обнаружил, что моя любимая танцевальная рубашка жмет в плечах, и с неприятным предчувствием померил танцевальные брюки. Они оказались коротковаты.
Было первое сентября, начало нового учебно-танцевального года. Правда, по моим ощущениям лето все еще продолжалось и справиться с этим самообманом было непросто. Я проигнорировал собрание в университете и милостиво принял приглашение Яна отметить праздник знаний с ребятами из танцевального коллектива. Раньше я никогда не соглашался на предложения Яна напиться в барах, и вообще был образцом приличий, поэтому все наши были удивлены тем, что я пришел. Мне ужасно нравилось их удивление, ведь им еще только предстояло узнать нового меня. Я не видел их целое лето, и все они остались прежними, но не я! Я изменился, повзрослел и больше не был влюбленным идиотом. Слава богу! Я напивался целеустремленно. Я сказал об этом намерении, едва усевшись за столик, и Ян с восторгом составил мне компанию. Этот парень мог выпить вдвое больше, чем все остальные вместе взятые, а потом пойти с не заплетающимися ногами танцевать ча-ча-ча. А вот я уже после третьей бутылки пива почувствовал легкость во всем теле и жгучее желание болтать. Неважно о чем. И начался вечер, который я про себя потом обозвал сюрреалистическим бредом.
- Ты такой классный. – Для начала сообщил я лучшему другу, серьезно глядя ему в глаза. Я обнимал его за плечи, а он меня за талию, и это выглядело вполне нормально, и приносило мне кучу приятных ощущений. Ян был одет в черную водолазку. Я ее просто обожал. Она ему очень шла, его светлому лицу и золотистым волосам… Я уже упоминал, что Ян был очень хорош? Так вот, он был очень очень хорош и лицом и фигурой и своим обаянием, которого у него было даже слишком. Я раньше часто и без всяких пошлых мыслей любовался, но в этот вечер мне безумно хотелось его хотя бы поцеловать. Нельзя было столько пить…
Ян засмеялся, как будто я сказал что-то офигительно смешное и похлопал меня по щеке ладонью.
- Ты тоже у нас красавчик, Арт. Я совершенно не понимаю, почему ты такой отмороженный, и не хочешь ни одной из наших шикарных девчонок дать шанса.
- В смысле? – тупо переспросил я и присосался к кружке с пивом, которая быстро становилась пустой, а значит, надо было снова звать официантку. Я завертел головой и прослушал все, что Ян мне еще говорил, что-то в том же духе.
Если честно, я не очень хорошо помню то, что было в баре. Шум, музыка, смех, разноцветные пятна, дурацкий треп и шутки друзей слились для меня в одну кучу. Мне, наверное, никогда не было так весело. Наверное. Было уже заполночь, когда нам стало надоедать сидеть в этом шумном месте, и Ян предложил всей компании поехать к нему.
Мы дружно поддержали его идею. Я поднялся, чтобы, покачиваясь, дойти до туалета и вдруг столкнулся со знакомой девушкой. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить кто это. Это была моя бывшая одноклассница.
- Артур! Это ты! - она предсказуемо повисла у меня на шее, и я итак плохо стоявший на ногах, чуть не свалился. – Знаешь, я подумала, что обозналась. Меньше всего ожидала встретить тебя в подобном месте!
- Привет, Ма… Марина. – Я засмеялся. И она тоже. Эта девушка была с нами в школьном активе. Мы не раз вместе ждали своего выступления в гримерке, но вообще-то не общались настолько, чтобы радоваться встрече. Хотя теперь то уже какая разница. – Общаешься с кем-нибудь из наших?
Она покачала головой, я рассеянно подумал, что волосы у нее вроде были в три раза длиннее, и она потолстела так...
- Мало с кем. А, кстати, ты слышал, что Света Колесникова скоро родит?
- Вроде кто-то говорил.
Мы помялись, выдумывая о чем бы еще поговорить. Дурацкие приличия.
- Ну даже не знаю тогда, что тебе еще рассказать…. Кстати вот еще слышала на днях, что Андрей Журавлев в нашей школе историю будет преподавать восьмым классам, помнишь его?
- Помню.
Запонки, тяжелое дыхание, скрип дивана, похабные стоны… конечно помню.
- Это у них практика такая. – Марина широко улыбнулась и взяла меня за руку. – А у тебя-то как жизнь?
Я вдруг растерялся. Воспоминание об Андрее и том случае в актовом зале было неожиданным. А на вопросы о своей жизни я вообще никогда не знаю что отвечать. Меня спас сердитый оклик Яна.
- Артур, давай бегом, машина ждет.
- Так, мне пора. Пока. Увидимся как-нибудь, поболтаем. – Я вырвал руку из ее пальцев и помахал ею.
- Надо будет как-нибудь устроить встречу выпускников. – Крикнула она мне вслед.
Пока мы ехали в такси, я пытался понять, что же не дает мне покоя, какая-то мысль, острая и тонкая как леска. Болтовня и смех друзей не давали сосредоточится, к тому же у меня слегка плыло перед глазами и хотелось в туалет.
Потом был черный провал, а потом уже мы оказались с Яном на кухне вдвоем. Тут я тоже помню все очень примерно, но саму сцену, слова и ощущения не смогу выкинуть из головы никогда. Из комнаты раздавалась дурацкая музыка и женский визг. Ян криво усмехался, наливая в стопки коньяк. У него были такие неестественно блестящие глаза и губы раскраснелись. Заторможено, но с чувством, я думал о том, что он так чертовски привлекателен. Голова была в тумане, но меня так и подмывало схватить его за шиворот и вжать в стенку. С двумя девчонками он сегодня уже целовался и одну из них рассчитывал уломать. Заметив, что я смотрю на него, он поджал губы. Он всегда так делал, перед тем как сказать что-то резкое.
- Ты когда-нибудь дрочишь? – Спросил он. – Глядя на тебя можно подумать, что ты вообще никогда в жизни не дрочил.
- Почему? – Меня слегка передернуло от его прямолинейности.
Он поднял стопку. Мы чокнулись и выпили. Обжигающая жидкость опалила горло. Я поморщился. Мне уже не стоило больше пить. Ян опустился на кожаный мини-диванчик. У него был такой вид, словно он сейчас начнет философствовать и не остановит его даже взрыв атомной боеголовки.
- Почему… Почему… ну как тебе сказать, дружище. Ты себя со стороны видел? Я с начала нашего знакомства серьезно подозревал, что ты робот. У тебя такое лицо, такое… неподвижное. Ходишь вечно такой весь серьезный, словно у тебя палка в заднице или витаешь где-то в облаках. Мне вот просто обидно, вот Вика моя по тебе полтора года сохла, пыталась подкатить, а ты даже не заметил. И Лена тоже. Ленка – такая девчонка, просто мм… Всю весну с тебя глаз не сводила, а тебе похуй.
Я удивленно вытаращил глаза. Вика была его партнершей, а Лена, чемпионка в латиноамериканской программе среди юниоров, пришла к нам в коллектив в середине зимы. Мы с ней неплохо общались, кстати, и ничего такого я не замечал. Да мне и неинтересно было это совсем.
Ян удрученно покачал головой и разлил коньяк. Он сейчас походил на врача-психотерапевта, которому попался безнадежный больной.
- Нет, не понимаю я тебя, Арт. Что тебе нужно от жизни? И как можно отказываться от того, что само плывет в руки? Тем более от такого. – Ян описал руками объемы своей партнерши. – Как можно отказываться, черт тебя дери, дружище? Нет ничего лучше, чем хороший трах, уж поверь моему опыту.
Он выставил указательный палец и навел его на меня, слегка щуря красивые глаза с длинными коричневыми ресницами…
Его слова задели меня за живое. И он, конечно же, ждал, что я начну что-то говорить в ответ, оправдываться. Но я почему-то сидел, молчал, держал в руке ополовиненную стопку, и не мог ничего сказать.
- Аа, забей… - друг махнул рукой, поднялся и зашарил по карманам в поисках зажигалки.
Я осторожно поставил стопку на стол. Может, внешне я был спокоен, как и всегда, но во мне бурлило столько чувств, что я не берусь их описать даже сейчас. Я встал и, шагнув к Яну, крепко схватил его за запястье. Не знаю, почему я это сделал, но мне ужасно понравилось это ощущение контакта и как напряглись сухожилия под моими пальцами.
- Ты чего? – Ян повернулся ко мне. Руку выдернуть у него не получилось. Я изо всех сил сжал ее, но мягко.
Он был рядом, очень близко и я безумно хотел поцеловать его, схватить за затылок, чтобы не отстранился, и грубо так впиться в его губы. Плевать, что он об этом подумает. Он сам виноват, что завел этот разговор. Но, несмотря на то, что я был очень пьян, и это могло бы послужить мне отличным оправданием для любого поступка, я опять же, как тогда со Стасом, понимал, что не сделаю этого.
Ни за что на свете не рискну.
Ян не прав. Я не робот и много чего хочу. Хочу всем телом прижиматься к чужой разгоряченной коже, хочу целоваться и обнимать, чувствовать, как сердце заходится в бешеном ритме… Хочу секса с парнями. Хочу, чтобы не было так больно и горько при воспоминании о том, что было весной, чтобы не хотелось побиться головой об стенку. Я так много чего хочу! Мне уже девятнадцать и иногда это сводит меня с ума. Но я не такой как все. Поэтому у меня никогда все не будет просто. И я не хочу говорить об этом своему лучшему другу.
На пороге появились девушки.
- Я-ан, у тебя есть еще коньячные бокалы? О, а что у вас тут происходит?
Как вовремя… как раз чтобы немного прояснилось в голове. Я разжал пальцы.
- Я спать. Веселой ночки вам, товариши.
Я аккуратно прошел между Таней и Викой, покидая сцену.
Голова трещала и было стыдно. Бред, что за бред случился с моей жизнью. Я так хотел, чтобы у меня был хоть кто-нибудь, кто угодно, уже не важно, лишь бы унять, заглушить то, что металось внутри беспокойно и мучительно. Ну а прямо сейчас мне нужно было где-то упасть.
Мне повезло, в первой же ближайшей комнате никого не было. Кое-как стянув штаны, я повалился на кровать. Прохладная простыня обещала блаженство, однако пить надо было меньше, от горизонтального положения голова кружилась и подкатывала тошнота, но я сдержался. Я уже засыпал, когда мне вспомнилась встреча с одноклассницей в баре. Она говорила мне что-то такое… интересное. Про этого парня с клеевым голосом, Андрея. Андрей - вот тот, кто мне нужен, он поможет мне. Он же точно гей. Такой же как я.
Схожу в школу, увижусь с ним, поговорю…
Было первое сентября, начало нового учебно-танцевального года. Правда, по моим ощущениям лето все еще продолжалось и справиться с этим самообманом было непросто. Я проигнорировал собрание в университете и милостиво принял приглашение Яна отметить праздник знаний с ребятами из танцевального коллектива. Раньше я никогда не соглашался на предложения Яна напиться в барах, и вообще был образцом приличий, поэтому все наши были удивлены тем, что я пришел. Мне ужасно нравилось их удивление, ведь им еще только предстояло узнать нового меня. Я не видел их целое лето, и все они остались прежними, но не я! Я изменился, повзрослел и больше не был влюбленным идиотом. Слава богу! Я напивался целеустремленно. Я сказал об этом намерении, едва усевшись за столик, и Ян с восторгом составил мне компанию. Этот парень мог выпить вдвое больше, чем все остальные вместе взятые, а потом пойти с не заплетающимися ногами танцевать ча-ча-ча. А вот я уже после третьей бутылки пива почувствовал легкость во всем теле и жгучее желание болтать. Неважно о чем. И начался вечер, который я про себя потом обозвал сюрреалистическим бредом.
- Ты такой классный. – Для начала сообщил я лучшему другу, серьезно глядя ему в глаза. Я обнимал его за плечи, а он меня за талию, и это выглядело вполне нормально, и приносило мне кучу приятных ощущений. Ян был одет в черную водолазку. Я ее просто обожал. Она ему очень шла, его светлому лицу и золотистым волосам… Я уже упоминал, что Ян был очень хорош? Так вот, он был очень очень хорош и лицом и фигурой и своим обаянием, которого у него было даже слишком. Я раньше часто и без всяких пошлых мыслей любовался, но в этот вечер мне безумно хотелось его хотя бы поцеловать. Нельзя было столько пить…
Ян засмеялся, как будто я сказал что-то офигительно смешное и похлопал меня по щеке ладонью.
- Ты тоже у нас красавчик, Арт. Я совершенно не понимаю, почему ты такой отмороженный, и не хочешь ни одной из наших шикарных девчонок дать шанса.
- В смысле? – тупо переспросил я и присосался к кружке с пивом, которая быстро становилась пустой, а значит, надо было снова звать официантку. Я завертел головой и прослушал все, что Ян мне еще говорил, что-то в том же духе.
Если честно, я не очень хорошо помню то, что было в баре. Шум, музыка, смех, разноцветные пятна, дурацкий треп и шутки друзей слились для меня в одну кучу. Мне, наверное, никогда не было так весело. Наверное. Было уже заполночь, когда нам стало надоедать сидеть в этом шумном месте, и Ян предложил всей компании поехать к нему.
Мы дружно поддержали его идею. Я поднялся, чтобы, покачиваясь, дойти до туалета и вдруг столкнулся со знакомой девушкой. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить кто это. Это была моя бывшая одноклассница.
- Артур! Это ты! - она предсказуемо повисла у меня на шее, и я итак плохо стоявший на ногах, чуть не свалился. – Знаешь, я подумала, что обозналась. Меньше всего ожидала встретить тебя в подобном месте!
- Привет, Ма… Марина. – Я засмеялся. И она тоже. Эта девушка была с нами в школьном активе. Мы не раз вместе ждали своего выступления в гримерке, но вообще-то не общались настолько, чтобы радоваться встрече. Хотя теперь то уже какая разница. – Общаешься с кем-нибудь из наших?
Она покачала головой, я рассеянно подумал, что волосы у нее вроде были в три раза длиннее, и она потолстела так...
- Мало с кем. А, кстати, ты слышал, что Света Колесникова скоро родит?
- Вроде кто-то говорил.
Мы помялись, выдумывая о чем бы еще поговорить. Дурацкие приличия.
- Ну даже не знаю тогда, что тебе еще рассказать…. Кстати вот еще слышала на днях, что Андрей Журавлев в нашей школе историю будет преподавать восьмым классам, помнишь его?
- Помню.
Запонки, тяжелое дыхание, скрип дивана, похабные стоны… конечно помню.
- Это у них практика такая. – Марина широко улыбнулась и взяла меня за руку. – А у тебя-то как жизнь?
Я вдруг растерялся. Воспоминание об Андрее и том случае в актовом зале было неожиданным. А на вопросы о своей жизни я вообще никогда не знаю что отвечать. Меня спас сердитый оклик Яна.
- Артур, давай бегом, машина ждет.
- Так, мне пора. Пока. Увидимся как-нибудь, поболтаем. – Я вырвал руку из ее пальцев и помахал ею.
- Надо будет как-нибудь устроить встречу выпускников. – Крикнула она мне вслед.
Пока мы ехали в такси, я пытался понять, что же не дает мне покоя, какая-то мысль, острая и тонкая как леска. Болтовня и смех друзей не давали сосредоточится, к тому же у меня слегка плыло перед глазами и хотелось в туалет.
Потом был черный провал, а потом уже мы оказались с Яном на кухне вдвоем. Тут я тоже помню все очень примерно, но саму сцену, слова и ощущения не смогу выкинуть из головы никогда. Из комнаты раздавалась дурацкая музыка и женский визг. Ян криво усмехался, наливая в стопки коньяк. У него были такие неестественно блестящие глаза и губы раскраснелись. Заторможено, но с чувством, я думал о том, что он так чертовски привлекателен. Голова была в тумане, но меня так и подмывало схватить его за шиворот и вжать в стенку. С двумя девчонками он сегодня уже целовался и одну из них рассчитывал уломать. Заметив, что я смотрю на него, он поджал губы. Он всегда так делал, перед тем как сказать что-то резкое.
- Ты когда-нибудь дрочишь? – Спросил он. – Глядя на тебя можно подумать, что ты вообще никогда в жизни не дрочил.
- Почему? – Меня слегка передернуло от его прямолинейности.
Он поднял стопку. Мы чокнулись и выпили. Обжигающая жидкость опалила горло. Я поморщился. Мне уже не стоило больше пить. Ян опустился на кожаный мини-диванчик. У него был такой вид, словно он сейчас начнет философствовать и не остановит его даже взрыв атомной боеголовки.
- Почему… Почему… ну как тебе сказать, дружище. Ты себя со стороны видел? Я с начала нашего знакомства серьезно подозревал, что ты робот. У тебя такое лицо, такое… неподвижное. Ходишь вечно такой весь серьезный, словно у тебя палка в заднице или витаешь где-то в облаках. Мне вот просто обидно, вот Вика моя по тебе полтора года сохла, пыталась подкатить, а ты даже не заметил. И Лена тоже. Ленка – такая девчонка, просто мм… Всю весну с тебя глаз не сводила, а тебе похуй.
Я удивленно вытаращил глаза. Вика была его партнершей, а Лена, чемпионка в латиноамериканской программе среди юниоров, пришла к нам в коллектив в середине зимы. Мы с ней неплохо общались, кстати, и ничего такого я не замечал. Да мне и неинтересно было это совсем.
Ян удрученно покачал головой и разлил коньяк. Он сейчас походил на врача-психотерапевта, которому попался безнадежный больной.
- Нет, не понимаю я тебя, Арт. Что тебе нужно от жизни? И как можно отказываться от того, что само плывет в руки? Тем более от такого. – Ян описал руками объемы своей партнерши. – Как можно отказываться, черт тебя дери, дружище? Нет ничего лучше, чем хороший трах, уж поверь моему опыту.
Он выставил указательный палец и навел его на меня, слегка щуря красивые глаза с длинными коричневыми ресницами…
Его слова задели меня за живое. И он, конечно же, ждал, что я начну что-то говорить в ответ, оправдываться. Но я почему-то сидел, молчал, держал в руке ополовиненную стопку, и не мог ничего сказать.
- Аа, забей… - друг махнул рукой, поднялся и зашарил по карманам в поисках зажигалки.
Я осторожно поставил стопку на стол. Может, внешне я был спокоен, как и всегда, но во мне бурлило столько чувств, что я не берусь их описать даже сейчас. Я встал и, шагнув к Яну, крепко схватил его за запястье. Не знаю, почему я это сделал, но мне ужасно понравилось это ощущение контакта и как напряглись сухожилия под моими пальцами.
- Ты чего? – Ян повернулся ко мне. Руку выдернуть у него не получилось. Я изо всех сил сжал ее, но мягко.
Он был рядом, очень близко и я безумно хотел поцеловать его, схватить за затылок, чтобы не отстранился, и грубо так впиться в его губы. Плевать, что он об этом подумает. Он сам виноват, что завел этот разговор. Но, несмотря на то, что я был очень пьян, и это могло бы послужить мне отличным оправданием для любого поступка, я опять же, как тогда со Стасом, понимал, что не сделаю этого.
Ни за что на свете не рискну.
Ян не прав. Я не робот и много чего хочу. Хочу всем телом прижиматься к чужой разгоряченной коже, хочу целоваться и обнимать, чувствовать, как сердце заходится в бешеном ритме… Хочу секса с парнями. Хочу, чтобы не было так больно и горько при воспоминании о том, что было весной, чтобы не хотелось побиться головой об стенку. Я так много чего хочу! Мне уже девятнадцать и иногда это сводит меня с ума. Но я не такой как все. Поэтому у меня никогда все не будет просто. И я не хочу говорить об этом своему лучшему другу.
На пороге появились девушки.
- Я-ан, у тебя есть еще коньячные бокалы? О, а что у вас тут происходит?
Как вовремя… как раз чтобы немного прояснилось в голове. Я разжал пальцы.
- Я спать. Веселой ночки вам, товариши.
Я аккуратно прошел между Таней и Викой, покидая сцену.
Голова трещала и было стыдно. Бред, что за бред случился с моей жизнью. Я так хотел, чтобы у меня был хоть кто-нибудь, кто угодно, уже не важно, лишь бы унять, заглушить то, что металось внутри беспокойно и мучительно. Ну а прямо сейчас мне нужно было где-то упасть.
Мне повезло, в первой же ближайшей комнате никого не было. Кое-как стянув штаны, я повалился на кровать. Прохладная простыня обещала блаженство, однако пить надо было меньше, от горизонтального положения голова кружилась и подкатывала тошнота, но я сдержался. Я уже засыпал, когда мне вспомнилась встреча с одноклассницей в баре. Она говорила мне что-то такое… интересное. Про этого парня с клеевым голосом, Андрея. Андрей - вот тот, кто мне нужен, он поможет мне. Он же точно гей. Такой же как я.
Схожу в школу, увижусь с ним, поговорю…
Я решился осуществить свое намерение только уже ближе к середине сентября. Осень еще не показала носа в наш городок и стояла приятная летняя теплынь. Я тщательно одевался, словно готовился к важному выступлению. Я не волновался, не думал, как это будет, только иногда нахлестывало жгучее нетерпение, а потом отпускало. Я последний раз взглянул в зеркало, одел начищенные ботинки и вышел из дома.
Пустые школьные коридоры вызвали не ностальгию, а чувство легкого удивления. Разве они были такие? Я не узнавал это место, в котором провел десять лет жизни. Гулко отдавались шаги. Я поднялся на второй этаж, взглянул на расписание на стенде. У Андрея было окно. Хороший знак. Я хорошо помнил, где у нас находился кабинет истории, в конце длинного коридора. Я шел, считая шаги и чтобы отвлечь себя от предстоящей встречи вспоминал, как молодая кудрявая учительница по истории каждый день заваливала нас тестами, и, в общем-то, ничего толком не преподавала. Поэтому знания по истории у меня всегда были не очень.
Остановившись у белой, неровно выкрашенной, двери, я постучал.
Андрей сидел за столом, склонившись над журналом. Солнце заливало класс, потому что на окнах, как и раньше, не было штор. и можно было прямо во время урока с левого ряда смотреть как на школьном стадионе старшеклассники гоняют в футбол. Его темные волосы были чуть- чуть короче. «Красивый затылок» - подумал я неожиданно. У Стаса тоже темные волосы и у брата. Наверное, у меня какой-то пунктик насчет брюнетов… Я молча разглядывал парня, а он продолжал быстро писать что-то, потом закончил, отложил ручку и повернулся к двери.
- О.
Я мог гордиться произведенным эффектом. Андрей никогда за словом в карман не лез, но, увидев меня, на миг потерял дар речи.
- Вот так сюрприз, – улыбнулся он, наконец. – Привет, Артур.
- Привет.
Мы как-то так сцепились взглядами, словно запутались два рыболовных крючка. Не отрываясь от его глаз, которые оказались неожиданно синими, я сделал несколько шагов к его столу.
- Ты изменился, - он поднялся, отодвинув ногами стул, и оглядел меня целиком.
- Ты тоже.
Он выглядел лучше, намного лучше, чем я помню. Может быть, я повзрослел и начал что-то понимать в привлекательности. К тому же этот его низкий волнующий голос… память услужливо подкинула воспоминание о том, как громко он стонет, когда кончает, и у меня внутри стало горячо.
- Что ты хотел? – по его губам скользнула двусмысленная улыбка. Вот так просто, без всяких предисловий.
Вы знаете, наверное, это было впервые, когда со мной заигрывал парень. Так прямо, беззастенчиво. Мое тело как-будто вспыхнуло азартом. Кончики пальцев покалывало.
Не отвечая на вопрос, я протянул руку и поправил белый воротничок его рубашки, расстегнул маленькую верхнюю пуговку, открывая ямку на его загорелой шее. В которую тут же захотелось запустить язык, вылизывая солоноватую кожу. Я провел кончиками пальцев по ключице, отводя в сторону ворот. Он такой теплый, живой. Такая нежная смуглая кожа. Его губы дрогнули, словно подавляя вздох, но сам он не двинулся, завороженный моими движениями. Я отстранился и прямо посмотрел ему в глаза. Я чувствовал такую жажду и такое смятение в мыслях, что совершенно не знал, что еще должен сказать.
- Напиши свой адрес, я приеду. Завтра. – Сказал он, прикрывая глаза, отвернулся, поискал в ящике стола лист чистой бумаги и ручку.
Оглушительно заверещал звонок. «Господи, неужели он всегда был таким громким?», - удивился я. Тут же, как по волшебству, школа наполнилась гулом и топотом, словно растревоженный улей. Дверь распахнулась, в кабинет по одному, по двое начали заходить дети. На тетрадном листе я быстро записал свой адрес и телефон.
- Я буду ждать. – Серьезно сказал я.
Мы обменялись рукопожатием, затянув его, пожалуй, на неприлично долгое время. И в конце концов я ушел, чувствуя, что еще немного и мои ноги оторвутся от земли и я, пожалуй, стукнусь головой о потолок.
Оказалось так просто.
В первый раз мы, образно говоря, не вылезали из кровати двенадцать часов, периодически прерываясь на короткий сон. Никогда не думал, что моя койка окажется такой маленькой и неудобной, раньше она меня вполне устраивала. От вседозволенности у меня слетела крыша настолько, что я забыл совершенно обо всем, об учебе, тренировке. Хорошо, что брату я позвонил заранее и попросил куда-нибудь свалить сегодня на ночь, а то он очень бы удивился, увидев нас с Андреем на кухонном столе. Да, я стремился воплотить все свои сексуальные фантазии в жизнь, как будто это был мой единственный шанс. Мы опробовали ванную, пол, письменный стол и даже подоконник. Только до балкона дело не дошло, но я вовремя подумал, что соседи могут не понять. Я отрывался за все годы воздержания и чувствовал себя просто невероятно счастливым и смертельно уставшим. Ближе к полуночи, я лежал на кровати рядом с Андреем, который решительно натянул на себя трусы и уснул, пробормотав: «На сегодня с меня хватит, маньяк». Я лежал и думал, что все происходящее так странно и нереально, и что мы с этим парнем, тело которого было уже знакомо мне как свое собственное, даже не перекинулись парой фраз. Я до сих пор не знал где он живет, чем занимается, помимо учебы, и есть ли у него кто-то… Я ничего про него не знал. А он про меня. Но секс был офигенный. И я решил, что больше мне ничего и не нужно.
Зазвонил телефон, не вставая с постели, я снял трубку и лениво ответил:
- Да?
- Арт? – Это был Ян. – Привет, дружище.
Мы не общались с того пьяного разговора первого сентября, я тогда утром быстро ушел из квартиры Яна, пока все не проснулись, а на тренировках мы только сухо здоровались и прощались, словно мы не друзья, а просто знакомые, и словно между нами кошка пробежала. Хотя я не чувствовал на него обиды.. Просто почему-то так вышло.
- Слушай, Арт, я, наверное, наговорил лишнего тогда… не помню. Помню, что как-то хреново все закончилось.
Я усмехнулся. Видимо, Яну было действительно не с кем потрепаться, раз он решил извиниться.
- Все в порядке. Как танцы?
- Юрьевна сегодня была в ярости. Пятеро из основного состава пропустили, и это уже не первый раз. Если завтра на ансамбль не придешь, она тебя переведет в запасные.
- Мм… приду. Спасибо,
Я повернулся на бок и провел ладонью по обнаженной спине парня, лежащего рядом на боку. Секса мне уже не хотелось, но даже просто гладить эти классные мышцы было кайфом. Особенно, когда Ян, сам того не зная, был свидетелем этой сцены. Я приподнялся на локте и провел губами по руке Андрея от локтя до плеча, лизнул солоноватую кожу. Ян в трубке что-то рассказывал. Зарываясь носом в сладко пахнущий затылок моего любовника, я собирался крепко прижать его к себе, когда меня словно выдернуло в реальный мир.
- Что ты сказал?
- Стас звонил маме вчера. Передавал привет, тебе кстати тоже.
Повисло молчание.
- Как у него дела? – сообразил я, наконец.
- Все классно. Возвращаться пока не собирается. Идею с ансамблем одобрил, жалеет, что не может сам поучаствовать. Ох представляю как ему там в германии… не то что у нас, бля. Кстати, еще новость! Мы с Викой поедем туда ближе к зиме на чемпионат. Стас, вероятно, судить будет.
- Круто.
Сердце привычно кольнуло, но я не обратил на это внимания. Вдруг захотелось побыстрее закончить разговор. Словно трубка обжигала.
- Слушай, ладно, друг, давай завтра поговорим. Пока.
Я сбросил быстрее, чем Ян успел произнести растерянное «Пока».
Вздохнув, я повернулся на бок и, обняв Андрея за живот, притянул к себе, крепко прижался. Я лежал, слушая тихое размеренное дыхание. Свое и чужое…
* * *
Прошел месяц или около того прежде чем брат застал нас с Андреем.
Все из-за того, что мы зашли ко мне на пять минут за танцевальной обувью. Андрей долго меня уговаривал и я, наконец, согласился взять его с собой на тренировку. Он стоял в коридоре, пока я сворачивал брюки в сумку, потом зашел на кухню, чтобы налить в бутылку воды. После тренировки всегда зверски хочется пить. Я остановился у большого зеркала в прихожей, чтобы причесаться. Андрей всегда с непередаваемым жадным взглядом смотрел, как я аккуратно зачесываю волосы. У него просто чуть слюна не капала, это меня и смешило и раздражало одновременно.
- Ты такой красивый, - вздохнул он, подходя ко мне сбоку и обнимая за талию.
- Слушай, давай не сейчас.
Еще этот парень очень любил тискаться и целоваться, что мне тоже часто выводило из себя. Я развернулся и тут же невольно оказался в крепком объятии, после чего меня втянули в нежный поцелуй, постепенно перетекающий в страстное облизывание.
- Черт, - от такого поцелуя во мне всегда вспыхивала похоть и какое-то вялое отторжение. – Сейчас брат придет, и мы опоздаем, придурок.
- Хочешь, я отсосу тебе? – Андрей лучезарно улыбнулся, глядя мне в глаза, он прекрасно знал, как его низкий похабный голос возбуждает меня. Особенно когда он говорит что-то подобное.
Я закатил глаза.
- Господи. За что мне такое наказание? – И хмыкнул, расстегивая ширинку, - давай.
Он опустился на колени. Член тут же дернулся, вспомнив приятные ощущения и предчувствуя скорое удовольствие. Нас обоих уже не волновало, что мы в коридоре, прямо на коврике рядом с входной дверью. Мы уже делали это, и я помню, в каком шоке от минета был в первый раз. Когда я кончил другому парню в рот, я думал, что у меня остановится сердце. Я и не представлял, насколько это может быть хорошо. Андрей был в этом деле намного опытней меня. Он делал это с явным удовольствием, посасывал и двигал рукой, зажатой в кулак, и обводил языком и что-то вибрирующе мычал. Я не обращал внимания на это, просто ловил кайф, сквозь ресницы отстраненно разглядывая нашу с братом квартиру. Обыденность вздыбленных от влажности обоев в одном коктейле с острым удовольствием от минета, это еще одно странное ощущение в мою копилку. Я кончил, зарываясь пальцами в волосы Андрея и громко дыша. И тут, в общем, щелкнул замок, и дверь распахнулась, дунуло прохладой из подъезда, и Костя ввалился в прихожую с двумя большими пакетами из продуктового на углу.
- Привет, - выдавил я.
Это была очень неловкая ситуация.
Я знаю, у вас могло сложиться впечатление, что мой брат просто ангел во плоти. Всепонимающий такой, идеальный старший брат и друг. Но если я рассказываю только хорошее, это вовсе не значит, что я идеализирую. Он обычный человек, тоже с кучей недостатков, и порой мы серьезно ссоримся и не понимаем друг друга. И я думаю, что это совсем разные вещи – знать, что твой брат влюбляется в мужчин, и видеть его прямо у себя перед глазами без штанов с каким-то незнакомым пацаном, у которого из уголка губ тянется ниточка спермы…
Вообще-то я давно хотел познакомить Андрея с братом, но все откладывал. Дождался.
- Костя, это Андрей, я тебе про него говорил. Андрей, это мой брат.
Я сказал это почти спокойно, хотя мне хотелось провалиться сквозь землю, и колени предательски подкашивались после оргазма. Андрей вытер рот и поднялся.
- Привет, - сказал он, протянул было руку, потом вспомнил, что он этой рукой только что делал и, пробормотав извинение, скрылся в ванной.
- Мммда, неожиданно. – Костя выразительно посмотрел на меня.
- Мы сейчас уйдем… Извини.
- Поговорим вечером.
Пока Костя разбирал на кухне пакеты, мы молча быстро оделись и вышли из квартиры.
* * *
Я погрузился в свои мысли и шел по привычному маршруту до автобусной остановки. Я даже забыл, что Андрей идет рядом со мной. Я не знал, какое у него мнение по этому вопросу, но мы с ним не встречались, нет, мы просто иногда спали друг с другом. Ну, как иногда, с того первого раза, практически через день, иногда каждый день, но в последнее время реже. Когда я сказал брату, что мне нужна свободная квартира, он сказал: «Без проблем», а потом, будто опомнившись, поинтересовался: «Ты кого-то нашел?». Я сказал, что это мой друг со школы. Он отвернулся к плите и сказал что-то вроде «Ну хорошо, только ты.. ээ… будь осторожен». Таким тоном, будто я хочу впустить в квартиру какого-то уголовника, который мог бы изнасиловать меня, ограбить и убить. Мне было немного не по себе, и я хотел ему объяснить, что волноваться не о чем, но это была скользкая почва, не то что возвышенные рассуждения о безответной любви к тренеру по танцам. Так что я ничего не сказал.
Выскочив из автобуса, мы молча зашагали по, усыпанной осенними листьями, аллее перед ДК. Андрей несколько раз порывался извиниться, но я обрывал его. Никто же не виноват. Разве что я сам. Я давно чувствовал постоянную вину перед этим парнем, и это никак было не изменить. Я использовал его, а он искренне переживал, и это делало меня очень плохим человеком. Листья шуршали под подошвами ботинок, мы шли быстро, торопясь, и бросив взгляд на его красивое, взволнованное лицо, я с горечью подумал, ну почему бы мне было не влюбиться в него? Чем он плох? Умный, симпатичный, красивое тело и хорошее чувство юмора. И он стопроцентный гей. Таких, как мы не так уж много, и то, что мы вместе это просто чудо. Мне захотелось сказать что-то, чтобы показать, как я благодарен ему за то, что он рядом.
- Познакомлю тебя с Яном. – Сказал я, ловя его взгляд и тепло улыбаясь, - Он тебе понравится.
- Тот самый, про которого ты частенько рассказываешь? Жду с нетерпением. – Андрей хитро прищурился, - Может, я напросился к вам на тренировку только чтобы убедиться, что между вами, парни, ничего нет.
Я рассмеялся от души. Мысль о том, что Андрей даже в шутку мог приревновать меня к Яну, была забавной и почему-то очень приятной.
- О, ты увидишь.
Мы очень удачно встретили моего лучшего друга, едва успев войти во дворец. В фойе у гардероба он заправлял рубашку в танцевальные брюки с широким поясом, из-за чего талия казалась еще стройнее. В сочетании с рубашкой, подчеркивающей ширину плеч, это было очень красиво. Он был как струна, золотые волосы шелковисто блестели в свете ламп. Когда Андрей восхищенно присвистнул, я почувствовал гордость. Как будто Ян был моим детищем или что-то вроде того. Ян заметил нас и поспешил навстречу. Этот позер любил новых людей, порисоваться перед ними было сплошным удовольствием, ведь они еще не научились от него отмахиваться.
Я представил Андрея, как бывшего одноклассника, с которым мы дружили в школе, а потом на какое-то время потеряли друг друга из виду. Втроем мы поспешили на второй этаж, откуда уже доносилась музыка разминки. В последнее время наш клуб занимался не в балетном зале на третьем этаже, а прямо в фойе на втором. Тут был хороший паркет и отличная акустика. Правда, немного мешались толстые колонны, и бесил снующий туда-сюда по лестнице народ а еще то, что с третьего этажа можно было спокойно стоять и смотреть, как мы танцуем. Раньше, когда мама ходила на каждое занятие и следила, чтобы мы с Наташкой не отлынивали, это положение нервировало бы меня и выводило из себя. Но сейчас мне было даже приятно, что я на виду. Любой танцор любит публику. Особенно если публика любит его. Я быстро переоделся и отправился на площадку, а мой «друг со школы» поднялся наверх и, облокотившись о стальные перила у колонны, приготовился наблюдать.
Я часто пропускал занятия в последние дни, поэтому на мое «Здрастье» Алена Юрьевна недовольно скрестила руки на груди и процедила.
- Артур. После занятия подойди и объяснись.
Я вежливо кивнул, поискал глазами свою партнершу. Наташка с видом оскорбленной невинности стояла с краю во второй линии и лениво крутила плечами.
- Эй, привет, - помахал я, получив в ответ негодующий взгляд. Мне даже немного стало стыдно перед ней, танцевать одной без партнера приятного мало. Разминка была на удивление короткой, мы только успели закончить вращения, как Юрьевна резко вырубила музыку и окинула нас своим ястребиным взором. Мы, как тушканчики в степи, замерли в пугливом ожидании. Эта маленькая женщина могла кричать так, что ей позавидовал бы любой армейский офицер, или хищник из породы кошачьих. Я не помню, рассказывал ли о том, кто есть кто? Алена Юрьевна – глава клуба, они с Еленой Васильевной, мамой Яна, по очереди ведут у нас латину и придумывают танцы для ансамбля. Общее у них только одно – много курят. А так, Юрьевна – миниатюрная и громкая, а Васильевна высокая, хитрая и с приятным голосом. Вообще Ян с мамой характером немного похожи.
- Значит так! Сегодня мы перетасуем пары. Посмотрим, кто с кем будет лучше всего смотреться. Все ясно? Мальчики встают на свои линии на пятиугольник, девочки идут сюда ко мне.
Мы встали на исходные позиции. Я переглянулся с Яном, он пожал плечами, для него это тоже было новостью. То, что в ансамбле нас могли перетасовать, мы знали, это нормально, просто странно, что они делают это именно сейчас, а не в начале постановки.
- Так, Карина встань с Владом, Лена… к Яну. Соня к Косте, Наташа вон туда. Вика с Артуром. Так.
О, господи, этого еще не хватало. Виктория подошла и встала рядом со мной. Чересчур близко. Прямо в мое личное пространство! Пришлось сделать шаг влево. Учитывая то, что мне сказал Ян на пьянке первого сентября, мне хотелось бы держаться от влюбленной девушки как можно дальше. Я вздохнул, и машинально, как болванчик, снова оглянулся на Яна, тот подмигнул мне. Ох.
Пока Юрьевна решала, кого еще с кем поменять, я стал смотреть в окно, только чтобы не видеть лица вокруг. Гормоны у молодежи расшалились вовсю. Обрадованные новизной, мальчики и девочки сейчас начнут брачные танцы. Улыбки, смех, игривые фразы...За окном темнело, кажется, начался мелкий дождик, а у меня не было зонта... А может, даже и хорошо промокнуть немного. Захотелось курить и выпить чего-нибудь крепкого. Желательно в одиночестве.
Я вздрогнул от нежного прикосновения женских пальчиков к своей ладони.
- Пойдем, - Вика потянула меня в сторону. – Прогон с начала, выход. Одни партнеры, потом с партнершами.
Она пошла на шаг впереди и я подумал, что у нее красивые крутые бедра и классная грудь. Наверняка такой девушке фанаты прохода не дают. Не могу понять женщин, почему им обязательно нужны те, кто не обращает на них внимания? Хотя интересно чем я от них отличаюсь в свете своей безответной любви к Стасу… Бывшей любви, конечно.
Мы прогоняли начало несколько раз, потом следующие куски, чтобы партнерши запомнили новые позиции, потом еще и еще, Юрьевна кричала до хрипа. Через полтора часа я услышал вожделенное:
- Стоп. Хорошо, мальчики перерыв. Девочки, встаем на микс латину, отрабатываем вчерашнюю связку.
Мы с Яном по привычке скользнули к окну. Выпили воды, передавая друг другу пластиковую бутылку. Когда выдавался перерыв на тренировке, мы обычно использовали его, чтобы поболтать. Ян любил рассказывать всякие сплетни и слухи от мамы, или от себя генерировал кучу интересного бреда. Я всегда задавался вопросом, а почему вместо того, чтобы идти флиртовать с девушками, как он это любил, он тратит перерывы на болтовню со мной? Это мне очень льстило.
Но не в этот раз. По одному лицу друга было ясно, что мне предстоит. Ян всерьез решил помочь мне устроить свое гетеросексуальное счастье . Он положил руку мне на плечи и заговорщицки зашептал на ухо.
- Вот видишь, как тебе подфартило, Арти? Это просто сама судьба. Одно верное движение, и она твоя.
Я закатил глаза. Боже, только не эта волынка опять.
- А ты сам-то уже начал клинья подбивать?
- Еще бы… - Ян разулыбался, но его реплика была прервана раздраженным голосом Юрьевны:
- Ладно. Всем, двадцать минут перерыва. Не разбегаться!
Она поставила в магнитофон новый диск и ушла, сердито цокая каблуками. Кажется, ей не понравилась получившаяся связка, и сейчас они с Васильевной будут сидеть в тренерской, курить и придумывать новую. Я поискал взглядом Наташку, но ее нигде не было видно. Я даже не обратил внимания на то, с кем ее поставили. Хреновый из меня партнер. Я машинально прислушался к играющей музыке, и вдруг почувствовал дрожь, бегущую по позвоночнику. Это был медленный фокстрот, но я раньше не слышал этой композиции.
- У нас новая музыка?
- Ага, прямиком из Германии.
Сердце непонятно отчего сделало кульбит.
- От Стаса?
- Но. Помнишь, тогда он звонил? Маман попросила, чтобы диски прислал, а то у нас все на кассетах и старьё сплошное, в Москву ехать надо за нормальной музыкой.
СД-магнитофон появился у нас в клубе недавно, и найти для него хорошую музыку со специальными треками для бальных танцев было сложно.
Я кивнул и задумался, точнее просто завис на некоторое время, отстраненно наблюдая за тем, как Вика перед зеркалом отрабатывает какое-то движение из самбы. Может быть.. ну слабая надежда все-таки есть, что...
- Что там еще было? – хрипло спросил я.
- Где?
- В посылке.
- А… Несколько фоток, небольшое письмо маме, там что-то про всякие нововведения в европейской программе и схемы. Платья сейчас вообще другого фасона шьют.
- Аа…
- Пошел отолью.
Ян ушел. Все разбрелись, кто в туалет, кто в раздевалку. Я подошел к зеркалам, где на полу стоял магнитофон и прислушался, мелодия мне очень нравилась. Все старые композиции уже въелись в мозг, а под эту хотелось танцевать, тянуть ногу, скользить и крутить повороты, широкий шаг, подъем… я вспомнил, как Стас стоял, согнувшись над магнитофоном тут же, на этом самом месте и жал на кнопку перемотки. Тогда был март, кружились снежинки, и в зале было холодно. Мы с Наташкой стояли и смотрели на него, а он на то, как мотается коричневая лента… Я на миг почувствовал отпечаток своего тогдашнего восторженного тихого счастья. На секунду услышал ту уютную тишину, потому что во всем дворце выходной и никого нет, кроме нас троих, и щелкающий пластмассовуй звук. И запах ранней весны, и мимолетная улыбка, от которой подкашиваются колени, едва уловимо все это проявилось во мне и пропало. Сердце защемило. Я наклонился. На полу валялись кассеты и коробочки от дисков с обложками. Я взял в руки пластмассовую коробку и погладил ее большим пальцем. Стас там, в своей германии, тоже держал ее в руках, читал названия треков. Я пристально вглядывался в обложку, будто там могли проступить невидимые буквы. Я сердился на себя, но не мог избавиться от приятного волнения при мысли о том, что это Он сам выбирал и слушал эту музыку для нас. Может быть, он даже вспоминал обо мне.
Потом я поднял голову, почувствовав чей-то взгляд, и увидел Андрея, который, свесившись корпусом вперед, с интересом смотрел на меня. И я будто очнулся. Что я делаю, черт возьми? Я совсем забыл про парня, с которым пришел, не вспомнил о нем ни разу за полтора часа и к тому же поддался слабости. Мне незачем думать о Стасе, он недостижимо далеко. У меня есть все, что мне нужно. Я провел рукой по волосам. Жест получился нервным, я облизнул пересохшие губы и улыбнулся Андрею. Все оставшееся занятие я не мог забыть о том, что он следит за каждым моим движением, и его взгляд словно оставлял на коже легкие ожоги.
После тренировки мы отказались от предложения Яна подвезти нас. Было уже темно, и горела ниточка фонарей, отражаясь на влажном асфальте. Я наслаждался видом и приятными ощущениями в мышцах после тренировки. Было непривычно, что Андрей молчит. Обычно он любил поговорить.
- Ну как тебе? – спросил я.
Задумчиво глядя себе под ноги, он ответил:
- Знаешь, смотреть, как красивая девушка несколько часов по-всякому обвивается вокруг твоего парня, не очень-то приятно.
Резануло по ушам звание чьего-то «парня», но у меня сейчас не было сил заводить серьезные разговоры, так что я промолчал. А вот Журавлеву, видимо, очень хотелось выговориться.
- Это безусловно красиво. Но блин. Если бы я был на месте твоей партнерши, при таком контакте у меня бы постоянно стояло. Как можно танцевать со стояком?
Я фыркнул, сдерживая смех.
- Даже если бы у меня вставало на девушек, во время танца это не имеет значения. Потому что думаешь о другом совсем. Твой партнер или партнерша - это не сексуальный объект, а как бы продолжение тебя, вы делаете вместе одну работу. Одно движение на двоих. Ты же не пылаешь страстью к молотку, когда забиваешь гвоздь?
Я попытался помочь себе жестами, чтобы объяснить, но сдался, потому что вряд ли это может понять кто-то, кто не танцует в паре. Тем не менее, Андрей не сдавался:
- Хочу попробовать. Хочу потанцевать с тобой.
Мне не понравился его тон. Было в нем что-то требовательное и немного обиженное. Или проникновенное, что ли… эта странность заставила меня напрячься.
- Завтра приедешь ко мне, и потанцуем, - неуклюже спошлил я, намекая на то, чем мы занимались обычно у меня дома.
- Да черт…
Пришлось ускорить шаг, потому что Андрей полным ходом рванул к остановке. Я поймал его за плечо. Он развернулся всем корпусом, у него было такое непривычно-бледное лицо.
- Завтра не могу. Созвонимся, ладно? – бросил он сердито и вывернулся.
Я растерялся:
- Ладно…
- Пока.
Он вскочил на ступеньки маршрутки и сразу исчез из поля зрения, словно его и не было. «Что это такое на него нашло?», - гадал я, пока ждал трамвай. От усталости заныли плечи. День сегодня выдался непростой. Я поднимался пешком до своего этажа и думал, что мне еще сейчас предстоит поговорить с братом. О чем вообще тут говорить?… Перспектива такая, что хоть вой. Я провернул ключ в замке и вошел в пустую квартиру. При взгляде на стену у зеркала, где я несколько часов назад стоял со спущенными штанами, стало до отвращения неуютно. Я мотнул головой и прошел на кухню, включил свет. Хотелось есть, все кастрюли были пусты. На столе лежала записка: «Ушел бухать». Даа, довел я старшего братца… ушел заливать свое шоковое состояние. Повезло ж ему жить с братом-пидорасом, как тут не сопьешься. Блин. Гадство. Впервые у меня было такое чувство, что мне нет места в этом мире, что я не имею права жить, что я просто ошибка природы, которую некому исправить. Я достал из холодильника молоко и жадно выпил полпакета, в надежде, что холодная жидкость смоет ставший в горле комок. Не помогло.
Позже я лежал на ковре в комнате брата. Я специально выключил свет, чтобы смотреть, как свет фонарей полосато отражается на стене через жалюзи. Когда по двору проезжала машина, полоски волшебным образом двигались и перетекали. Было почти сладко от того насколько было мерзко. Я думал о ссоре с Журавлевым, если это была ссора. Почти месяц мы спим, а такое ощущение, что прошел год. Тогда, в первый раз, я ждал и волновался, не зная, что вообще будет, когда он придет. С чего начать. Когда раздался звонок в дверь, я до последнего что-то переставлял на тумбочке и крутил в руках, а потом не торопясь открыл. Андрей стоял на пороге в пижонской кремовой рубашке, небрежно сунув руки в карманы светлых брюк и улыбался. У него был такой уверенный вид. Только сейчас я начинаю понимать, что как хороший актер, он прекрасно умел держать лицо. Одному Богу известно, что он чувствовал тогда, может, волновался еще больше, чем я.
Я вспомнил, как, где-то через неделю, после первого раза, мы встречались не в квартире, потому что Костя был дома, а на крыше одной пятиэтажки в нашем районе. Я про нее не знал, а Андрею это место показал какой-то друг. Мы пришли туда, выпили по бутылке пива, а потом лежали на теплом асфальте и неторопливо целовались. Было немного прохладно, потому что тучи почти все время закрывали солнце, и я опасался, что пойдет дождь. В тот раз мы впервые не только трахались, но и разговаривали. Почему-то только сейчас мне кажется это важным, а тогда было все равно. Может быть, я сознательно не обращал внимания, не хотел видеть, что Андрей относится ко мне слишком серьезно. Он попросил меня рассказать ему, как я живу. Я рассказал про друзей, про танцы и работу, но умолчал про Стаса. Мне не хотелось этим делиться. Когда я замолкал, он прикасался ко мне, например, нежно трогал волосы на висках и просил: «Расскажи еще что-нибудь». Я пожимал плечами и говорил все, что приходит в голову, всякие детские воспоминания, мысли… и ни разу мне не захотелось спросить у него что-нибудь в ответ. И получалось так, что он слушал и слушал, а я не знал даже то, что у него в детстве умер отец, и есть младшая сестра. Это я узнал гораздо позже, случайно. Я несколько раз делал ему чай, но, хоть убей, не мог запомнить пьет он с сахаром или без. Я не мог сказать, какого цвета у него глаза… да блин… я пожалел, что у меня нет сотового. Я бы ему позвонил и спросил прямо, что это такое было сегодня на остановке. Но, может, я не хотел ничего знать, потому что догадывался.
Часы у Кости в комнате громкие. Тикают так нахально, напоминают, что время не стоит на месте. Жизнь проходит, эй ты, болван. Тебе завтра к первой паре, хоть и суббота. Покурить и спать… Я поднялся с пола, прошел в свою комнату и долго искал сигареты в кармане и в сумке, потом вспомнил, что они кончились. С весны я стал очень много курить. Мерзкая привычка, Стасу бы не понравилось. Забравшись в кровать, я просунул руку под подушку, молясь, чтобы мне ничего сегодня не приснилось.
Я зависаю в своем рассказе на самых ключевых, как мне кажется, моментах, а в остальное время у меня обычно все течет ровно и скучно. Вот после того как Костя вернулся с гулянки, мы серьезно поговорили, разговор состоял из одного предложения: «Ты можешь заниматься, бля, чем хочешь, бля, но сделай, пожалуйста, так, чтобы я никогда этого не видел». Я сказал: «Окей». Брат притащил откуда-то контр-страйк, эта игра недавно вышла и все от нее тащились. Мы тоже конкретно в нее залипли, даже начали ссориться из-за компа, потому что свободное время у нас было у обоих только поздним вечером. Потом Костя плюнул и купил себе свой личный комп, причем поставил не к себе в комнату, а рядом с моим. Так что часто мы сидели часами, рубились плечо к плечу, как солдаты на линии огня. Потом Ян принес мне Need for Speed и фоллаут и мы переключились на них. Я не мог взять в толк, как это я раньше жил без игр. Стоило только неприятным мыслям появиться в голове, я садился за комп и выпадал из реальности. Андрею очень не нравилось это мое увлечение. Я позвонил ему через неделю после ссоры, и мы снова встретились, пока Кости не было дома, и все снова было классно. Отличный секс и никаких разговоров и странных реакций. Только я стал более осторожным, жил по-страусиному принципу, не затевая никаких серьезных разговоров, и старался не обидеть его ненароком.
Приближался декабрь, резко стало холодно, я с трудом разобрался с проблемой зимней обуви и одежды. Ненавижу ходить по магазинам, но и тут пригодился Журавлев, все-таки вкус у него был хороший. Андрей с Костей общались ровно, даже находили общие темы, хотя я думаю, что это было большим одолжением мне со стороны брата. Мы встречались только, когда его не было дома, и все обходилось без проблем. В начале декабря мы отпраздновали с родителями Костин двадцать пятый день рождения. Мама недоумевала, почему Костя не хочет знакомить нас со своей девушкой. Насколько я знал, они с этой загадочной девицей были вместе уже полгода – рекордный срок отношений для брата. Дома после этого я припёр его к стенке.
- Слушай, брат, это действительно уже ни в какие ворота. Ты нас стесняешься, что ли?
Вот. И тогда в нашей жизни появилась Маша.
* * *
Расскажу, как это случилось, и вы поймете, почему я так торжественно об этом говорю.
Представьте, ранее утро, где-то пять часов. До трех я рубился в контру, поэтому можно сказать, только уснул. И проснулся от женского голоса. В коридоре кто-то со стуком, шумом и грохотом раздевался. «Ай», «Осторожно, тут зеркало», - громкий пьяный шепот Кости, до странного приятный женский смех, звон бутылок. Безобразие. Не помню, чтобы раньше Костя приводил домой девушек при мне. Я попытался заснуть, но мои уши не желали упускать ни одного звука. Стены у нас в квартире тонкие. Очень быстро из комнаты брата стали доноситься ритмичные сдавленные вздохи. Я понял, что нифига не усну, перевернулся на живот и подпер щеку рукой. Вздохи были все в принципе одинаковые, не как у моего Андрея, а монотонные, иногда устанавливалась пауза и журчала неразборчивая речь, я гадал «уже все что ли? Или не все?». Как назло захотелось в туалет. Я стал ждать, когда все кончится, чтобы не отвлекать их от процесса. У нас половицы так скрипят иногда, просто дом с привидениями, блин. Когда девушка вдруг снова начала постанывать особенно громко, я мысленно поздравил брата. Когда все закончилось, почувствовал гордость. Он продержался довольно долго.
Через десять минут поле установления тишины я осторожно выбрался в туалет. В комнате брата горел слабый свет. И тянуло чем-то странным. Они курили прямо в комнате. Чего мы никогда себе не позволяли, так это курить в квартире. Причем, судя по запаху, это были не обычные сигареты. Я вернулся в комнату и где-то полчаса крутился с бока на бок. Сон никак не шел, мне казалось, что и у меня в комнате уже вовсю воняет тем, что они там курят. Выйти самому покурить на балкон в тридцатиградусный мороз как-то не прельщало. Я выругался, сунул ноги в тапки и пошел на кухню, чтобы заварить себе чаю.
Уже занимался рассвет, и тусклого света с улицы хватало, так что я не стал включать лампу. Прошел до плиты, поставил чайник, пошкрябал поясницу ногтями, обернулся, чтобы взять со стола сахарницу… а там сидела она. В темноте, на табуретке, согнув одну ногу в огромном костином шлепанце сорок пятого размера.
- Мы тебя разбудили, солнышко? – она спросила это так, словно она моя старшая сестра или мать, словно знает меня всю жизнь.
- Конечно, - я был в трусах и майке, а на моей кухне сидела какая-то незнакомая девушка и называла меня солнышком. Прекрасно.
- Извини. – Она поднесла ко рту зажигалку, вспыхнул огонек. – Хочешь?
Я взял протянутую сигарету и тоже прикурил. Мне было чертовски интересно, где ходит Костя.
Мы молча курили под тихое шипение газовой горелки.
- Ты, наверное, хочешь спросить кто я? Я - Маша. А ты – Артур, правильно? – она киношно выдохнула дым прямо в потолок, сильно запрокинув голову. И мне это понравилось.
- Ага.
- О, вы уже познакомились, отлично.
Костя включил свет, резануло глаза.
- Блин, а ты мог бы предупредить вообще-то, - выразил я главную мысль.
- Тебе же не терпелось познакомиться? Вот и не жалуйся.
Он снял чайник с плиты и занялся чаем, а я в упор разглядывал Машу, осознав, что с этой девушкой церемониться не обязательно. Это была… довольно миловидная, крашеная блондинка, сожженные хной волосы выглядели трогательно тонкими, прозрачными, и слабо завивались, придавая ее плотной фигуре изящество. У нее был небольшой животик и обветренные мягкие розовые губы. Я не сразу понял, что в ее глазах не так. Зрачки были настолько огромные, что почти скрывали радужку. Она была накуренная в хлам, вот что. И поэтому она говорила так медленно, словно пробуя на вкус каждый слог, и широко отстраненно улыбалась, и поэтому ее движения казались такими преувеличенно плавными, словно она плыла в невесомости. Я посмотрел на Костю, сосредоточенно отмеряющего пол-ложки сахара в кружку.
- Ты тоже долбишь?
- Вообще нет, но иногда само получается.
Позже, я спросил у него: «Часто она так?», он рассмеялся и сказал: «Постоянно». Я не понимал, как они могли познакомиться с этой странной… как могли сойтись и как Костя мог быть с ней целых полгода.
- Сколько ей лет?
- Девятнадцать.
- Девятнадцать? Тебе двадцать пять! Нахрена ты связался с малолетней наркоманкой?
«Как будто тебе мало проблемного брата», - осталось несказанным. Костя рассеянно улыбнулся:
- Тебе столько же, придурок. А твоему Стасу столько же сколько мне. – Это был нечестный ход, Костя это сразу понял по моему лицу и вздохнул. - Ты не понимаешь. Она крепко зацепила меня… к тому же она уже была замужем и по мозгам гораздо старше тебя.
- Что? – меня затопило возмущение, но тут же разобрал дикий смех. – Ну дело твое, экстремал.
Видеть брата таким было ново. Необычно и здорово.
- Может, ты прекратишь уже дымить на кухне и свалишь на балкон, чтобы я мог приготовить завтрак?
- Мне нужно еще добить пяточку, сори, солнце.
- Не называй меня солнцем, я же просил.
- Не могу, ты ведь такой теплый.
Или:
- Это трюмо не для твоей грязной футболки.
- Как скажешь, милый, оставить тебе кофе?
- Это был мой кофе!
Или вдруг, столкнувшись в ванной:
- Вот скажи мне, дорогой, что ты видишь, глядя на меня, одним словом?
- Ты какая-то… клейкая.
- И как тебя такого гуманитария на мехмат взяли? – и она мягко и ласково смеялась, проводя рукой по моим плечам, и мне не хотелось отстраниться как обычно от прикосновений девушек. Прошли недели, прежде чем я понял, что стал относиться к ней как старшей сестре или даже матери.. как к фее-крестной. Я начал доверять ей и уважать ее не имея на это никаких причин, просто так.
Она лежала на диване в трусах и застиранной костиной футболке, зажав локтем на сгибе какую-то желтую мятую книгу. Вероятно, Маша услышала мои шаги. Ее рука, не глядя, похлопала по одеялу.
- Устраивайся, малыш, - мягким, тягучим голосом она заставила меня опуститься рядом, я не мог ей сопротивляться. Я лег на спину и уставился в потолок. Краем глаза я видел ее пушистые светлые кудряшки и не мог понять, почему мне так хорошо рядом с ней. Спокойно и легко. И странно живое тепло разливается по венам. Словно я живу, на самом деле живу.
Маша плавно опустила голову, и я услышал, что она поджигает и тянет, а потом через какое-то время раздалось тихое «пых» и запах травы усилился. Я жадно и бесшумно вдохнул носом воздух. Маша грубо поджала, норовящую закрыться, книжицу рукой, и прочла вслух, голос у нее немного хрипел после затяга:
- Эта тьма совершенная, чистая, без образов и видений, эта тьма не имеет конца, не имеет границ, эта тьма - бесконечность, которую каждый из нас носит в себе. – Она изящно прочистила горло. – Мне нравится, Артур. А тебе?
После паузы я кожей ощутил, что она поменяла положение, подобрала под себя ноги, мне хотелось взглянуть на нее, но не мог оторваться, белый потолок заворожил меня.
- Кто это? – спросил я.
- Милан Кундера.
- Дашь почитать?
Машины кудряшки нависли надо мной, пощекотали лоб, не касаясь кожи.
- кто ищет бесконечность, пусть закроет глаза… Закрой глаза, Артур.
Я послушно смежил веки, млея от запаха травки, от запаха чего-то уютно-женского, белый потолок сменился чернотой, нет, это смесь цветов… не такая уж темная. Больше красного и синего и меньше желтого и получается такой вот грязный цвет, цвет изнанки век. Мне показалось, что я понял что-то вселенски важное, восхитился этим знанием и тут же забыл.
- Расскажи мне о нем, - вдруг тихо сказала она. И я сразу понял, что речь идет не об Андрее и не о брате… Лежа с закрытыми глазами, в туманной обволакивающей дымке ее присутствия, и со сладкой ясностью в голове, я был полностью открыт.
- Я каждый день думаю о нем, хотя это бесполезно. А если забываю, то только для того, чтобы вспомнить.
- Ты хочешь его? О чем ты думаешь?
- Сначала я мог думать только о том, чтобы просто видеть его, а потом, особенно с тех пор как он уехал, я понимаю, что хотел бы сделать с ним всё.
- Все?
- Теперь я знаю об этом гораздо больше. И хочу до безумия.. сделать это с ним. Больше всего я жалею о том, что упустил свой шанс.
- А у тебя был шанс? – голос подруги еле слышен, она даже не шепчет, а шелестит, словно вытаскивая из глубины моей души мои же вопросы.
- Был, когда я был у него в гостях, я должен был использовать этот шанс, чтобы узнать. Я мог поцеловать его, но побоялся. – Я открыл глаза и встретился взглядом с прозрачно-серыми глазами.
- Пообещай мне, что при первой же возможности, ты это сделаешь. – Серьезно сказала она.
Я горько усмехнулся.
- Легко. Я его уже год не видел и столько же не увижу…
- Обещай.
- Обещаю.
- Молодец, - она поцеловала меня в лоб. Этот странный разговор остался у меня в памяти и долго не давал мне покоя. Наполнял меня решимостью, и отчаянием, и уверенностью в том, что больше я не струшу, только бы еще хоть раз увидеть его.
- Я верю, что ты так и сделаешь. А пока расскажи мне еще про него, - попросила она, протягивая мне самокрутку. Я обычно отказывался, но в этот раз глубоко и с удовольствием затянулся, чувствуя, как тугая пружина внутри распрямляется и становится легче.
- Он мне нравится, - сказала она, ласково убирая рукой волосы с моего лба. – расскажи еще.
И вот я лежал тогда на спине, расслабленный и немного поплывший от травки, и из глубины памяти выплывали воспоминания, как медленные тяжелые облака. И мне впервые тогда захотелось поделиться этим с кем-то, выговориться, и пока я рассказывал все Маше, я с удивлением понимал, что вижу все произошедшее уже под другим углом. Я с удивлением и даже каким-то шоком осознал, что он обнимал меня, тогда, на кухне, по-настоящему обнимал, это было не как приветствие и прощание, а как желание защитить, успокоить, поделиться своим теплом и это была настоящая близость. Стал бы он делать это с каждым? Не думаю… Каким я был идиотом… Это выражение, когда он вглядывался в мое лицо у подъезда в мой день рождения, я никогда не смогу его забыть. В нем было столько всего. Разве так смотрят на человека, который безразличен? А еще были подобные случаи, был случай с мороженым весной, когда неожиданно для всех настали первые жаркие деньки и зацвели яблони. Мы шли с индивидуалки, шли пешком и решили прогуляться до центра, нам обоим было по дороге, я купил мороженое, но так как отвлекся на разговор, оно быстро растаяло и белая сладкая жижа потекла по моим рукам. Я остановился и засмеялся, сжимая рожок в запачканных руках и не зная, что с этим делать. Платок был у меня в кармане. Стас тоже засмеялся и вместо того, чтобы достать платок из своего кармана, как я ожидал, он ловко и естественно скользнул рукой в передний карман моих брюк, как будто знал, что именно там у меня лежит платок, вынул его и протянул мне. Как я мог забыть об этом случае? Даже сейчас через полгода при воспоминании у меня волоски на руках встали дыбом от волнения. Может я выдумал это, может мне это приснилось? Вполне может быть.
- Спасибо, что выслушала, - сказал я, нетвердо поднимаясь на ноги. У меня внутри снова бушевала буря, а я ведь только недавно радовался, что избавился от этого ужасного неспокойного состояния. Болезни под названием «Стас». Я должен был срочно позвонить Андрею, чтобы как-то унять эти глупые чувства. Я бы лучше позвонил Яну, встретился с ним, поболтал о пустяках и может даже выпил. Вариант унять эмоции алкоголем являлся самым привлекательным и безболезненным. Но Ян сейчас был на чемпионате Европы, его не было целых две недели, и я очень скучал по нему. За это время я вдруг осознал, что только с ним мне легко и просто было всегда. И еще с Машей, наверное. Но Маша уже в хлам. А Ян далеко.
Я постоял в комнате, глядя в темное окно. Подержал в руке трубку телефона, но передумал звонить.
Я быстро оделся, захватил сигареты с балкона, и поехал к Андрею.
Это был первый раз за все время. когда я пришел к нему без предупреждения. Андрей открыл дверь растрепанный и полуодетый, с зубной щеткой во рту, но даже не удивился. Он кивнул и дал мне пройти в квартиру, без лишних слов и упреков в том, что я поздно. Был уже двенадцатый час ночи. Я разулся и прошел в комнату. Андрей скрылся в ванной, чтобы закончить чистить зубы. Я снял куртку и свитер, бросил одежду на стул, прошелся по комнате. А потом обратил внимание на экран телевизора, где на паузе стояла видеозапись. Совпадения бывают в жизни, это я знаю, иногда они настолько яркие, что начинаешь сомневаться в том, что они случайны. Ищешь скрытый смысл, ведь должен быть какой-то смысл в таком стечении обстоятельств?
Андрей вернулся из ванной, вытирая лицо полотенцем, подошел и обнял меня за талию, бросил взгляд на экран.
- А, это я решил посмотреть видеокассеты, которые брал у тебя.
Я не знал, что вместе с теми записями танцев, которые у меня были, он взял еще и ту кассету, которую дал мне Стас и которую я так и не решился посмотреть… Сейчас на стоп-кадре я видел его на площадке в окружении пар, еще совсем молодого, лет семнадцати, во фраке, с победной улыбкой на лице, с прекрасной партнершей, которую он закружил в сложном движении танго.
Спокойным, даже равнодушным голосом я признался, что сам еще не видел эту кассету и можно посмотреть вместе.
- Отлично, давай посмотрим, - Андрей подвинул кресло ближе к экрану, и мы устроились в нем с ногами. Уютно и противоестественно.
- Не могу глаз оторвать от этого красавчика, - шепнул на ухо мой любовник, отжимая паузу. – Тут его очень много.
Я откашлялся, но ничего не ответил. Мои ладони вспотели от волнения, я так давно не видел Стаса, что уже начал забывать, как я на него реагирую, а тут он был таким непривычно юным, его волосы, уложенные в аккуратную прическу были длиннее, черты лица острее и талия тоньше. Какое-то трогательное чувство вызывал во мне этот юноша, который был даже младше меня. Танец ансамбля из шести пар был очень красив. Нашему ансамблевскому танцу который мы репетировали уже четвертый месяц до него было далеко. А подобной синхронности мы, возможно, вообще никогда не добьемся. Я всегда знал, что Стас хорошо танцует, но впервые видел его в своей стихии, на выступлении, в самом расцвете танцевальной карьеры. Я не смог бы найти слов, чтобы описать мой восторг.
Мы посмотрели несколько великолепных выступлений на разных площадках, а между ними было видео после выступлений и короткие отрывки жизненных сценок с переездов и из гримерок, показывающее как танцоры готовятся к выходу на сцену. Это было действительно больно… смотреть на отрывки чужого прошлого, чужой жизни, такой знакомой мне, я ведь и сам не раз выступал и так же в суматохе валялись стопки костюмов, так же было дымно, шумно и нечем дышать от лака. Но это все было его прошлым. Прошлым, в котором меня не было. Что-то похожее я чувствовал тогда в квартире Стаса, разглядывая фотографию с тремя друзьями. Кстати, они оба были здесь, я их узнал. И тот второй, невзрачный, и красивый, нагловатого вида блондин. Они со Стасом на этих видео все время оказывались рядом, ехали вместе в автобусе, перевозящем танцоров из города в город. Вместе в зрительном зале, на диване в гримерке, стояли рядом общаясь с девочками и на разминке. Сразу было видно, что они друзья. Светловолосый то и дело прикасался к Стасу и фамильярно закидывал руки ему на плечи.
- Между этими двумя явно что-то есть, - сказал Андрей, не подозревая, какие чувства вызывают эти слова у меня в душе. Так ужасно я себя не чувствовал очень давно. – Кажется, этот блондин немец, хотя там многие русские, а вот второго не пойму как…
- Так все. Хватит, я устал, - я вырвал пульт из рук парня и вырубил телевизор.
Еще никогда так остро я не чувствовал, что этот секс, хороший секс, всего лишь способ забыть о другом человеке. Не думать о его руках, его взгляде и улыбке. Такие простые вещи, но как же они много несут в себе. Так много эмоций для меня, а для Яна, например, который сейчас в Дрездене вместе со Стасом, эта улыбка, за которую я готов все отдать, ровным счетом ничего не значит. «А что значит твоя улыбка для этого парня, который перед тобой», - шептала мне совесть, и я улыбался Андрею. Это было непросто и легко одновременно. Улыбался, целуя, и вжимая его в постель, и перекатываясь на спину, позволяя ему вести, и когда он спрашивал, пойду ли я первым в душ и налить ли мне чаю. Улыбался, как будто платил за что-то. Расплачивался.
Когда мы быстро и привычно уже утолили сексуальный голод, он уснул, ему надо было на работу к первому уроку. Дети очень выматывали его в будние дни, а он неделю назад взял еще четыре класса и как-то успевал учиться. Он отрубился, положив голову мне на плечо, а я лежал в широкой чужой постели, обнимая парня, которого не любил, и пытался понять, прочувствовать тот факт, как я могу быть таким отстраненно бессердечным в этих отношениях. А еще я никак не мог уснуть. В голове вертелись разные мысли. Как я сожалел о своей нерешительности тогда со Стасом… Надо было решить это все еще тогда, раз и навсегда. Какой же я трус. Я испортил все сам, сам виноват. Если бы я вел себя иначе в тот вечер, все могло быть по-другому. Эти мысли грызли меня живьем. А еще этот разговор с Машей, который будто разворошил осиное гнездо у меня внутри, и это видео, этот похотливый самоуверенный блондинчик, который мог прикасаться ко Стасу так запросто, который был частью его жизни! Я впервые чувствовал настоящую ревность. Мне вспомнилась та сияющая улыбка, с которой Стас сообщил мне, что уезжает. Если этот парень немец, вдруг он там же сейчас, где и Стас? Я похолодел от этой мысли. С каждой минутой мне становилось все хуже, а догадки и подозрения плодились. Измученный вконец, я повернулся на бок и потряс спящего Андрея за плечо. Он с трудом разлепил глаза.
- Что? Артур… я очень хочу спать... потерпи до утра.
- А помнишь тогда, после выпускного?
Я так вымотался, что с трудом мог соображать. Поэтому не сразу понял, что он имеет ввиду тот наш быстрый секс в подсобке после концерта. Как ни странно, мы ни разу за все это время про него не говорили.
- Ага.
- Это был мой первый раз.
Я только вздохнул. Он приподнялся на локте, и мы оказались лицом к лицу. Ну и удивленное у меня было лицо, наверное. А у него немного смущенное, волосы прилипли ко лбу. И дыхание пахло так же как мое.
- Правда.
- Почему?...
Я не знал, что спросить. Почему со мной, почему не сказал, почему все вышло так неправильно тогда…
- Я смотрел на тебя два года. Сначала потому, что понял, что ты из наших. Потом потому, что не мог оторваться. На выпускном мне уже нечего было терять, так что я пошел ва-банк.
Он улыбнулся.
- Когда ты ко мне пришел спустя целых два года, это было как чудо.
- Блин. – Ощущение нереальности разговора было сильным. Просто не хотелось верить в то, что все настолько ужасающе серьезно. Хотелось схватиться за голову. Или лучше спрятать голову в песок или хотя бы под подушку. – Почему ты мне не сказал?? Я бы хоть постарался, чтобы тебе не было больно.
- Я ни о чем не жалею, - сказал он, едва ощутимо целуя меня в губы.
* * *
Было морозное утро субботы, когда я вышел от Андрея, натянув шарф повыше на лицо. Его дом был в центре, поэтому мне нравилось идти от него пешком, по аллее проспекта. Прямо по курсу видно было шпиль картинной галереи, бывшего кафедрального собора, колокола красиво выделялись на фоне холодного зимнего неба. Я прошел несколько кварталов и оказался на набережной, воздух тут был еще прохладнее, но дышалось легко. Я спустился по лестнице к реке, не отрывая взгляда от воды и неба. Там, где они почти сливались, перечеркнутые размытой стрелой другого берега, плавными спиралями кружили птицы. Солнце казалось блеклым размытым пятном.
Я достал из кармана пачку сигарет, подумал, а потом с неожиданной злостью смял и выбросил. Отвратительная привычка. Надо перестать курить. Надо вообще что-то менять. Вот и наступил момент, когда мне уже необходимо задуматься о своей жизни. После того, что мне сказал Андрей, я больше не мог притворяться, что это просто ничего не значащий секс. Надо было что-то делать с нашими отношениями, но что?. Я, безусловно, не виноват в том, что не люблю этого парня, ведь не мог же я заставить себя? Но, тем не менее, я, кажется, давал ему надежду, которая с каждой нашей встречей все крепла. Пусть мы никогда не говорили об этом, пусть я хотел, чтобы это была всего лишь физиология. Это было бы слишком хорошо, если бы мой партнер думал так же как я. Ну ладно, даже если оставить этот вопрос и посмотреть на себя со стороны. Я вообще испортился. Начал покуривать траву с Машей, выпивать, трахаться без эмоций, не получаю удовольствия ни от танцев ни от учебы, что вообще я сказал бы о себе самом год назад? Разве я хотел быть таким? С одной стороны можно сказать: «А что такого? Многие так живут и ничего». Но грустно, если честно, и муторно. Пусть я и повзрослел и изменился, но лучше не стал. Все не то и не так…
Я смотрел на птиц, на лед, серое небо, пока совсем не замерзли пальцы, стоял там как чурбан и думал. Потом побрел домой. Единственный выход, который представился мне разумным сейчас, это уйти с головой в работу-учебу и как можно меньше времени оставить для самокопания и воспоминаний. А так же для встреч с Андреем.
И так я и сделал. Время полетело быстро. Приближался новый год. Я никогда не планировал, где буду находиться в новогоднюю ночь, потому что каждый год за меня этот вопрос удачно решал его величество случай. Все предновогодние праздники мы с ребятами в три пары из ансамбля работали на корпоративах и новогодних вечеринках. Усеченный по количеству человек вариант танца шел на ура. За новогодние вечеринки всегда платили очень хорошо. В один день я пересчитал деньги, а потом пошел и купил себе сотовый телефон. Это был мой давно обещанный подарок самому себе. Я давно мечтал о мобильнике. И то, что где бы я ни был, я всегда могу позвонить кому-то казалось просто невероятным. Жаль, что у меня было мало друзей, которым я мог бы позвонить таким образом или написать смс. Но все же я радовался как ребенок. Когда я впервые держал его в руках и тыкал кнопочки, это казалось мне чудом. Зато я смог написать Яну смс. У него-то с его богатыми родителями давно уже был сотовый. Сначала такой огромный черный кирпич, теперь уже вполне компактный и стильный. Я спросил у него, когда он возвращается из своего «европейского турне», и оказалось, что осталось совсем недолго. Эта новость сделала меня счастливым еще больше. Мне просто непередаваемо нужен был друг, чтобы отвлечься от мук совести.
Да, совесть исподволь продолжала грызть меня. Ежевечерние звонки от Андрея, с грустным «спокойной ночи» уже сводили с ума, а я все еще не решил, как мне быть. и избегал его. Можно было просто сказать: «давай больше не будем встречаться», но это казалось мне грубым и жестоким. Парень не заслужил такого отношения. К тому же, меня мучил философский вопрос о том, был бы он больше счастлив совсем без меня или же пусть и так неполноценно, но со мной? Я представил себя на месте Андрея, только со Стасом, и подумал, что я, наверное, был бы более счастлив, чем сейчас. Хотя черт его знает… Однажды я решился поговорить об этом с моей верной советчицей Машей, но когда я спросил у брата, куда она пропала, оказалось, что эта сумасшедшая уехала в Ставрополь автостопом на все новогодние праздники. Так я тянул время, не отвечал на приглашения в гости, отговаривался работой. А потом наконец-то настал день, когда я поехал в аэропорт встречать своего лучшего друга.
Вечер в тот день выдался теплым, снег лип к ботинкам и пахло весной. Это за два дня до нового года. Чудеса просто. В темноте, которую разбавляли оранжевые огни фонарей, мы с Натой ехали на маршрутке в аэропорт. На самом деле я был не очень-то рад компании, сначала поворчал на девушку, зачем это она увязалась со мной? Но потом мне стало немного стыдно, они же с Викой, партнершей Яна, подруги. Дело было даже не в Наташе. Я просто нервничал с самого утра, не понятно почему, так сильно волновался. Мне все казалось, что произойдет что-то важное, а я к этому окажусь не готов. Может, насмотревшись новостей, боялся, что самолет упадет или развалится в воздухе?
В конце концов, я даже почувствовал благодарность за то, что подруга немного отвлекала меня от тревожных мыслей своей болтовней. Я все поглядывал на часы, вертел в руках сотовый. По времени мы успели впритык. Когда мы выходили из автобуса, я сразу же узнал на расстоянии знакомую фигурку Яна в красной куртке. Он тоже увидел меня, энергично замахал рукой, и я побежал навстречу, так не терпелось обнять его. И вообще все тревоги схлынули, оставив вместо себя шипучее счастье, мне казалось, что я сейчас полечу.
- Дружище! Мы в финале! – заорал Ян, ловя меня и крепко стискивая в объятьях. Блин, как я соскучился по широкой улыбке этого придурка, кто бы знал! Я даже не обратил внимания на остальных наших знакомых, которые выходили из здания аэропорта со своим багажом. Краем глаза только заметил Вику и Елену Васильевну. Поздоровался.
- Как дела у нас на родине, Арти? Что нового?
- Все как всегда. – Я засмеялся. - Что тут может произойти.
- О! Кстаати! С нами же тут… - Ян повернулся, махая кому-то из толпы. – Стас! Иди сюда!
Я сначала, не понял. Потом подумал, что ослышался. И не поверил своим глазам, когда он подошел к нам, как всегда такой совершенный, что в горле встал комок.
Он приехал. Сердце ухнуло куда-то в живот и заколотилось. Стас улыбался мне, морщинки в уголках глаз, такие знакомые, такие красивые. Он что-то сказал мне, но я ничего не понял, только стоял, как идиот, и смотрел. Потом мы обнялись как-то. Этот момент я пропустил.
- Ты надолго? – выдал я, наконец, что-то связное. – И какими судьбами?
- На пять дней, - ответил Стас,- командировка. Еще хочу машину продать и родителей повидать на праздники.
- Аа…
- Рад тебя видеть.
- Я… - время как-будто остановилось, я не видел ничего кроме его глаз… И ощущение, которые я испытывал в этот момент сложно передать словами. Как будто я тонул, но не задыхался, а наоборот…
- ВСЕ едем к нам отмечать! – Ян разрушил ловушку времени, вклинившись между нами. Он был как стихийное бедствие. Еще больше, чем всегда. – Наше возвращение, наши победы и новый год заодно! Возражения не принимаются!
Друг потащил нас к микроавтобусу, за рулем которого сидел его дядя. Мы помогли погрузить чемоданы и сумки, справились с этим быстро, хотя их было довольно много. Зато люди, как всегда, собирались еле-еле: курили, терялись, находились, бегали туда-сюда, с кем-то прощались. Вика с Наташей на заднем сидении щебетали, разглядывая фотки с фотоаппарата. Но я, я ничего не соображал, я был как во сне. Сидел у окна, а напротив меня, сняв пальто и размотав на шее знакомый серый шарф сидел Стас. Мы молчали. Время от времени я поднимал голову и встречался с ним взглядом.