название: Slow Foxtrot (Медленный фокстрот)
фандом: ориджинал
рейтинг: NC-17
жанр: romance, POV
размер: миди, скорее всего
дисклаймер: моё
предупреждение: слэш, намеки на инцест. ЮСТ
от автора: Действие происходит в начале 2000го года, когда еще не было сотовых телефонов, компьютера в каждом доме и тем более безлимитного интернета. (можете ли вы поверить, что такое когда-то было?)) Я очень давно вынашивала идею написать про бальные танцы и сам этот рассказ тоже, осталось только закончить)
Медленный фокстрот, для общего представления, на ютубе: Медленный фокстрот (видео)
Саундтрек:
Музыка, под которую можно его танцевать:
классика)
Эта не очень подходит, но под нее тоже можно, и мне она нравится)
Примерные образы героев нашла только двоих героев пока. Жаль, что такая модельная внешность, конечно, но что поделать. Позднее попробую нарисовать их)
Артур
Андрей
идеальная картинка нашлась :sm15:
читать дальшеЯ люблю медленный фокстрот. Все медленные танцы чем-то похожи, но этот танец особенный.
Тренировка. Под ногами потертый паркет, немного скользкий. Длинная юбка партнерши все время болтается между моих колен, но это не мешает, я привык. Музыка заполняет все вокруг, погружает в другую плоскость, где эхом от высоких стен и зеркал течет мелодия. Наслаждаюсь каждым звуком, подтягиваю ногу, поднимаюсь, поворот и плавное движение. Счет внутри меня естественный, как сердечный ритм: быстро – медленно – медленно, быстро – медленно – быстро. Мой позвоночник вытягивается, я чувствую, как при каждом движении корпуса перекатываются мышцы на спине, шее… Закрываю глаза. Кажется, это лучше сексуального удовольствия, когда мелодия скользит сквозь твое тело, отзываясь даже в легком нажатии пальцев на плече, в наклоне головы…
- Стоп, стоп, Артур, ты опять забываешься.
Стас хлопает в ладоши, бежит к магнитофону, прижимает клавишу. Равнодушный щелчок прерывает мое блаженство, и я снова возвращаюсь вниз. На землю. В танцевальном зале тихо, светло от весеннего мороза, который щедро льется из широких сплошных окон. Паркет сияет царапинами и черными полосами от бальных туфель. Слышно как на третьем этаже Дворца кто-то разговаривает, слышно как мотается кассета. Минуты две мы с Натой молча любуемся на идеальный профиль нашего тренера. Потом он встает, подходит к нам и смотрит задумчиво. Я не дышу.
- Наташ, ты опять от него отходишь слишком далеко, где контакт? Артур, - переводит взгляд на меня, немного хмурится. – Где ты витаешь? Фокстрот – это парный танец, где очень важно ваше взаимодействие. Сколько раз я тебе говорил? Ты забываешь о партнерше. – качает головой.
- Я же веду, - с виноватой улыбкой оправдываюсь. Когда он вот так смотрит на меня, желудок сжимается…
- Да, - кивает Стас. Как ему удается улыбнуться уголком рта, одновременно и укоризненно и подбадривающее? - Но ты все равно танцуешь будто один. У вас нет пары. Как Наталья ни старается, ты на нее даже не смотришь.
Быстро облизываю нижнюю губу, она сухая и соленая. Все мои симптомы налицо. Перевожу взгляд на Нату, а она, опустив голову, изучает свои часы. Ей эти индивидуальные занятия на фиг не нужны, ей вообще, можно сказать, на танцы наплевать. Настаиваю на занятиях я.
Мне это нужно.
- У меня так получается. Не знаю, почему, – тихо говорю я. Я действительно не знаю. Когда я танцую, я выкладываюсь по полной, практически выворачиваюсь наизнанку, но это все равно не то, что нужно. Этого недостаточно. Стас складывает руки на груди. Он всегда носит рубашки цвета берлинской лазури или индиго, а еще черную жилетку, черные брюки. Я не видел еще ни одного человека, которому бы так сильно шел синий цвет.
- Давайте без музыки.
Встаем в пару.
- Нет, нет, Наталья, сколько можно повторять? – у него голос терпеливый и доброжелательный, всегда, даже когда сто раз приходится повторять одно и то же.
Он мягко берет мою партнершу за локоть и разворачивает к себе. Вся правая сторона, начиная с ряда пуговиц посреди груди, это для девушки. Он уверенной рукой прижимает ее за талию, колени, как положено, чуть согнуты.
- Вот так, чувствуешь?
Ната смеется, первый раз сегодня улыбнулась, зараза. Глазки заблестели.
- Да…
Я знаю, что у нас в коллективе все девушки от Стаса без ума. Я их понимаю, как можно иначе. Моя партнерша лентяйка и ни за что бы не ходила на эти индивидуальные занятия, если бы он не был таким… внимательным в это время. На общих занятиях довольно сложно привлечь к себе внимание тренера. А на индивидуалках… он смотрел только на нас, говорил только с нами, и хотя я и сильно уставал, но чувствовал себя после этого часа божественно. Что может сравниться с удовольствием медленно танцевать под его пристальным взглядом, зная что он следит за каждым твоим движеним, поворотом, выражением лица? Даже если он делает это только для того, чтобы увидеть ошибки?
А еще приятней смотреть на него, хотя это редко случается.
Стас танцует полкомпозиции с моей партнершей, я наблюдаю, как они двигаются, тесно соприкасаясь. Он не полностью держит стойку, прижимая ее только правой рукой, левая опущена. Но в этом есть небрежное изящество, я сглатываю и поправляю воротник рубашки. Разве смогу я когда-нибудь сравниться с ним?
- А теперь попробуйте вместе.
Наташка не охотно идет ко мне через ползала. Встаем в пару, тщательно проверив стойку. Начинаем танцевать без музыки, и на втором круге опять сбиваемся.
- Ну что такое с вами сегодня?
Девушка поправляет волосы. Ей опять скучно, она устала, дома у нее какой-то сериал по телеку, а она тут торчит со мной, да еще и деньги за это приходится выкладывать.
- Я схожу в туалет, можно? – переступает каблуками.
- Давай, только быстро. – Стас иногда немного щурится, когда улыбается, поэтому кажется, что он смеется над какой-то забавной мыслью, только что пришедшей ему в голову. И мне хочется немедленно улыбнуться в ответ и подобострастно заглянуть ему в лицо.
Эх, Ната, Ната, знала бы ты, о чем я думаю… Поняла бы ты? Цокают по паркету бальные туфли. Стас задумчиво смотрит в окно. В занятии маленький перерыв, за окном слипшимися хлопьями падает снег, наверное, уже последний этой весной. Он кружится в венском вальсе и тает на стекле пятнами. В душе набухает, набухает и распускается невыносимое чувство. Я делаю глубокий вдох прежде чем спросить.
- А может, со мной?
Он поворачивается. Это недоуменное выражение лица я тоже люблю.
- Что?
- Покажешь мне. Я за партнершу.
Сбивчиво улыбаюсь. Губы пересохли, а вода в раздевалке, во время и сразу после тренировки пить нельзя. Мокрый снег за стеклом, не достать, а я бы с удовольствием проглотил горсть, язык присох к небу. О, господи, почему я такой идиот. Но Стас кивает и тоже улыбается, но совсем по-другому, чем до этого. Он подходит ко мне, подает руку, «Он не отказался! - ликует сердце, а мозги отвечают, - конечно, он же тренер, мы ему за это платим деньги…»
Так, так, надо поменять руки. Сначала замок, - сцепляем руки, ладонь у него немного теплее моей и твердая, и он начинает повторять то, что мы слышим почти каждое занятие, с тех пор как выросли из детской группы. «Не дави слишком на запястье, когда ведешь, это должен быть едва заметный толчок, импульс. Вот так». Это первая точка, «потом вот здесь», он кладет руку мне на спину, у левой лопатки, приятно, я нахожу треугольную мышцу на его правой руке - это вторая, и последняя, наверное, самая важная, - я, затаив дыхание, придвигаюсь к нему, - это бедра, здесь контакт держать труднее всего…
Я почти ничего не соображаю, не знаю партию партнерши, но он ведет меня, и мы танцуем. Без музыки, под шорох наших подошв по паркету, ритмичное скольжение. Это такое необычное чувство, это просто волшебно, потому что каким-то едва ощутимым движением руки или корпуса он говорит мне куда идти, и я слушаюсь его, удивляясь гармоничному сочетанию наших тел, движущихся в самом красивом и чувственном танце – господи, как я люблю его, - медленный фокстрот…
- Ну что?
Все заканчивается слишком быстро. Стас смотрит на меня с прищуром, у него ресницы такие черные, каких у людей не бывает. Мне хочется провалиться сквозь землю вместе со своим неровным дыханием. Быстро, быстро, быстро, медленно, быстро, быстро, - это совсем не тот ритм. Опускаю голову. Но я на удивление спокоен внешне.
- Хорошо. Я понял…
Единственное, что я понял, так это то, что партнершей быть намного приятнее.
- Хорошо, вот и Наталья, пробуйте. Вам от занятия осталось полчаса.
* * *
После тренировки в это воскресенье я прихожу домой в пять часов, на улице уже темнеет. Отрешенно глядя в стену, раздеваюсь, достаю из сумки брюки, складываю и вешаю в шкаф, рубашку на плечики. Расческой провожу по волосам справа назад, слева назад. Я делаю это каждый день после тренировки, и в голове абсолютно пусто. Одиннадцать лет занятий бальными танцами, пять шесть раз в неделю. Я делаю все не задумываясь, так же как дышу. Туфли на полку, протереть воском. Галстук… я сегодня был без галстука. Вдруг улавливаю запах сигарет, и ощущения реальности возвращаются, как будто я просыпаюсь.
Дверь балкона в моей комнате приоткрыта, и оттуда тянет холодком.
Брат.
Накинув на плечи халат, я выхожу на воздух, плотно закрывая за собой комнату. Вижу длинную темную фигуру брата. Оперевшись на перила локтями, Костя курит и смотрит вниз, с высоты седьмого этажа. Снег все еще идет. Я подхожу ближе, достаю из его пачки сигарету.
Хорошо жить со старшим братом. Он есть, он понимает тебя и заботиться о тебе.
- Как тренировка?
Медленно, с удовольствием выдыхаю струйку дыма:
- Как обычно.
И он кивает. Костя все знает, знает про меня, я имею ввиду. Еще с тех пор как один придурок в школе меня… впрочем, стоп, я запретил себе вспоминать об этом. Старший брат – единственный кому я рассказал, что я гей. А вот сам он всегда только о девушках, и девушки его любят, но как назло не везет ему с ними. Попадаются одни красивые дуры. В общем, совсем не то, что надо.
Костя знает про Стаса.
Он сразу понял, когда я на тренировки стал летать, как на праздник, с улыбкой, особенно, когда индивидуальные занятия стал чаще брать, откладывая деньги, практически отказывая себе во всем. Трудно тут не заметить.
- А он сам-то, как думаешь, того? – спросил тогда брат, молча выслушав мои признания.
- Не знаю...
Почему я не мог ответить «нет»? Стас не похож на того, кто мог бы интересоваться мужчинами, нисколько. Но что-то подсказывало мне, что вероятность такая есть. Может быть, это всего лишь надежда и нежелание признавать очевидное.
Смешно, похоже на бред, но… Я сказал брату, что так говорит моя интуиция.
Скорее всего, это просто самообман, защита, иначе не знаю, как я смог бы и дальше … ведь должен же я надеяться хоть немного.
***
Завтрашний день не обещает ничего интересного. Три пары в университете, вечером – латина. Латину можно даже пропустить, сделать себе небольшой выходной, хотя мне очень хочется увидеться с другом Яном, мы давно с ним не виделись. Я раздумываю об этом, пока пью чай и листаю конспекты, особо не вчитываясь. Все равно ничего не запомню. Решаю завтра вечером отдохнуть. Дальше, после ванной, сразу же иду спать.
Я люблю момент, когда голова касается подушки и слегка утопает в ней. Свежий запах постельного белья. Приятная усталость в мышцах. Тяжелые веки. Люблю несколько минут перед тем как заснуть, думать о чем-то хорошем, отчего сердце погружается в пространство мечты, как брошенный в синюю глубину камень.
Музыка в голове, неторопливый тягучий ритм, наши бедра соприкасаются, он делает широкий шаг между моих ног, я послушно иду назад, плавно сгибаю колени и сразу следующий шаг вверх, он выше меня, его бедро скользит по внутренней стороне моей ноги на каждом движении композиции. Рука крепко сжимает мою в замке, ладонь на левой лопатке нажимает, направляет. Шаг, шаг, поворот. Прямо напротив моих глаз четко очерченные губы, подбородок, шея…
Я не замечаю, как засыпаю, засыпаю сладко как ребенок, как уставший человек. И мне хорошо. Утро начинается с привычного стояка. Пищит будильник, и я снова не помню что мне снилось. Но это было что-то очень приятное. Переворачиваюсь на живот, лицом в подушку и позволяю себе еще немного подумать о том, чего мне очень сильно хочется.
Потом начинается день.
* * *
Год назад мы поссорились с руководителями моего родного коллектива. Точнее, мама, которая в первые годы все время сидела вместе с остальными родителями и смотрела, как я занимаюсь, поссорилась со всеми, с кем только могла. Не знаю, в чем точно было дело. Кажется, мне хотели поменять партнершу, были какие–то интриги, на которые мне было плевать. Мир спортивных танцев не так прост, как кажется людям непосвященным. Но меня этот мир мало волнует, я всего лишь люблю танцевать. Я знаю, что я не чемпион, так какая мне разница прошел ли я в четверть или в финал, и какое занял место на Самом Крутом Конкурсе Города?
Для кого-то бальные танцы - это спорт. Конкурсы, медали, призы, известность. Это шелковые рубашки в моем шкафу, фраки, брюки, горы крема для обуви, тонны геля, лак для волос, простой, с блестками… Но танцы для меня - это просто необходимость, как сон или еда, или воздух. Звучит романтично, но на самом деле я не романтик. Просто с чем еще сравнить?
Не помню всех подробностей перехода, у меня тогда еще в школе и в личной жизни тоже появились проблемы, мне очень не хотелось покидать родной клуб, где я занимался с семи лет, но кончилось все тем, что мы ушли.
Мы – я и партнерша. Она хотела вообще бросить танцы, но я убедил ее попробовать себя в новом коллективе. Новый коллектив… это действительно многое меняет, я это понял, когда пришел на первое занятие. Другие ребята, более дружелюбные, другие тренера, более внимательные, и другая атмосфера, слава богу, потому, что если бы здесь было так же как там, я бы бросил все и подался в хоккеисты.
Помню свое первое занятие очень хорошо, потому что тогда я познакомился с Яном. Он стал моим лучшим другом. Ян немного старше, его мать у нас тренер по латине, и поэтому он много времени проводит в клубе, практически там живет, и танцует он лучше многих, кого я знаю. У Яна в полном комплекте оказалось то, чего никогда не было у меня: наглость, амбиции, привычка увиваться за девочками, любовь к сплетням и постоянно хорошее настроение. Как ни странно, мы с этим парнем легко нашли общий язык. Самое лучшее в нашей дружбе - это наша независимость друг от друга.
Первые две недели, когда была только латина, Стас был на больничном, Ян помогал мне вливаться в коллектив, и я постепенно чувствовал себя все комфортнее. После тренировок, уставшие, мы выходили на свежий воздух и шли до парковки. У Яна был черный шевроле и он иногда подвозил меня до дома, если не подвозил какую-нибудь из девчонок. Он рассказывал разные истории, которые случались в клубе до моего появления. Он знал практически все обо всех. Таким образом, я понял, что Стас «классный, красавчик, круто танцует и работает юристом» еще до того, как увидел его…
Никогда не верил в чушь про любовь и про то, как это бывает. Гром среди ясного неба, дрожь в коленях, сердце в пятках… Но, в целом, было очень похоже.
В тот вечер после разминки, мы с Яном у дальней стены зала трепались не помню уже точно о чем. Ян рассказывал очередной случай из своего колледжа, вдруг замолчал, просияв самой обаятельной своей улыбкой, и кивнул куда-то за моей спиной, я обернулся.
Тут могла бы быть замедленная съемка.
Он был совсем не таким, как остальные тренеры, которые мне встречались… Он был вообще ни на кого не похож. В наше время таких нет, словно он слез с ленты старого американского фильма. Классическая стрижка, аккуратно выбритые виски, черные волосы, лицо с прямыми чертами, будто начерченное острым карандашом на бумаге… да это просто невозможно описать. Не только в красоте дело.
Наверное, я влюбился уже в тот момент, когда он протянул мне руку и улыбнулся.
Позже я узнал его лучше. И больше чем внешность, очаровывала его манера общаться. Крепкое рукопожатие, ровный, спокойный голос. Четкие замечания. Во время занятий, он шутил, спрашивал «как настроение?» и «как дела» и особенно… он умел сказать так, что хотелось из шкуры выпрыгнуть, но доказать, что можешь... стать лучшим. Для него.
Я всегда мечтал танцевать только для него.
1 глава
Если бы я захотел кому-то рассказать свою историю, то я бы не смог придумать ее начало. Так бы и пришлось начать с середины. С какого-то из дней, когда я так же тихо и мучительно жил со своими мечтами.
Бессмысленно описывать день за днем, потому что все они у меня одинаковы. Говорят, что со временем пелена влюбленности должна упасть или хотя бы проясниться, но со мной ничего такого не случилось. Я просто живу с этим. И больно и хорошо одновременно. Мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет, стал ездить каждое утро на метро, днем занимаюсь, изредка гуляю с друзьями, вечером хожу на танцы, выходные чаще всего провожу с братом. Раз в месяц мы ездим к родителям на ужин. Иногда Костя находит нам с партнершей работу, и мы танцуем на праздниках за деньги. Деньги, кстати, неплохие, на карманные расходы хватает.
Такова моя жизнь, можно рассказать в двух предложениях. Обычная жизнь. Я не знаю, как можно быть довольным или недовольным чем-то в такой благополучной и спокойной жизни. Но иногда я стал делать такое, чего никогда не делал в детстве, и это говорит о многом... Иногда я прямо посреди дня останавливаюсь, бросаю все дела, ложусь на диван, закладываю руки за голову и смотрю в потолок. Мне кажется, в эти минуты я растерян как никогда, я лежу с открытыми глазами, и пустота вытекает из них, пустота, растерянность, одиночество. Так, наверное, проявляется взросление.
Наверное, каждый человек выделяет эту часть своей жизни отдельно. Вот в голове у него череда дней рождения, вечеринок, этапов поступлений, разных рабочих мест… и параллельно всему этому – личная жизнь. Сгустками, пятнами эмоций, выветренными временем, но все еще живыми, похожими на дышащие блеклые бусины. И эта нитка с бусинами, когда мы начинаем понемногу вытягивать ее, становится ярче на свету, одно воспоминание ведет за собой другое, так же и то, что ты хотел бы забыть навсегда, то, что, кажется, было уже не с тобой.
Я всегда думал, что эту нить воспоминаний нужно доставать только в одиночестве, ведь в ней всё… всё самое прекрасное и мерзкое, что есть глубоко внутри человека. Очень глубоко внутри.
Моей первой сексуальной фантазией был брат.
Я, наверное, был еще в пятом классе, когда подумал об этом. Мы всегда очень близко общались, несмотря на пять лет разницы в возрасте. Когда мы, бывает, дрались, в шутку или всерьез, его прикосновения были уже не такими как раньше. Из-за учебы и танцев у меня было мало времени, чтобы размышлять о том, насколько это неправильно. Мне нравилось представлять себе, как он приходит в мою комнату, когда я делаю уроки, и неожиданно целует меня. Или залезает ночью ко мне под одеяло. Сначала фантазии были вполне невинны, потом уже я стал более любознателен. Но, как бы то ни было, инициатором во всех моих фантазиях всегда был брат, а я подчинялся его желанию. В реальности, конечно же, ничего такого не было.
Когда я был в восьмом классе, у нас в клубе целый сентябрь занимался парень, от которого я не мог оторвать глаз, успокаивался, бегая в раздевалку за водой. Это было тяжелое время, я тогда всеми изощренными способами отлынивал от танцев. Притворялся больным. Только маму трудно было перехитрить. Сейчас я не вспомню даже как его звали. В школе было, конечно, увлечение одноклассником, но совсем недолго. Мы поцеловались один раз после кислого пива в подъезде и потом стали хорошими друзьями, мой интерес к нему абсолютно пропал. В танцевальном лагере летом после девятого мне показалось, что мне понравилась девочка. Точнее я так на это надеялся, что почти убедил себя. Около меня всегда было много влюбленных девушек, говорю без всякого хвастовства, потому что не горжусь этим. Со временем я научился держать их всех на расстоянии. А эта девушка была довольно необычной и очень настойчивой. В конце концов, я не знал уже как ей отказать, и она лишила меня девственности в холодной темной раздевалке сразу же, как все ушли после тренировки. Не могу сказать, что мне было хорошо. Но я был рад, что это случилось. Опыт для меня всегда был очень важен. Потом мама купила кассету с фильмом «Грязные танцы». Она обожала всё, что связано с бальными танцами. И я влюбился в Патрика Суэйзи. Он был настолько великолепен, что на какое-то время мысли о нем заменили даже мои любимые фантазии о старшем брате. Я до сих пор очень люблю этого актера. Его имя, лицо и то, как он двигался, танцуя, всегда будет связано для меня с моим детством и школьными годами.
Я начал лучше контролировать себя, когда гормональный всплеск поутих. Мне стало проще жить. Я очень мало думал о любви, о сексе. Это казалось мне второстепенным. Я думал, что, может быть, любви вообще не существует или же это сильное преувеличение обычных чувств особо впечатлительных людей.
Ну вот в общем то и всё обо мне. Только ещё один случай, о котором можно рассказать подробнее, потому что рассказывать кроме этого не о чем. Из всей моей личной истории он выделяется особенно. Школьный приятель, Андрей, учился на год старше. Он был высокий, темноволосый, худой, как брат. Я поэтому и обратил на него внимание, что он показался мне похожим на Костю. Я с ним не общался, только здоровался. Компанией старшеклассников мы пару раз напивались с ним вместе на школьных дискотеках. Я, конечно, всегда выделялся в лучшую сторону по шкале «хорошее поведение» среди своих сверстников, но попробовал и эту часть школьной жизни.
На выпускном вечере в школе меня попросили выступить, станцевать что-нибудь зажигательное. У нас с Натой есть любимый микс для таких случаев – румба, чача, пасадобль. Небалованной публике нравится, в особенности полупрозрачное, усыпанное стразами Наташкино платье. Я же выглядел, как настоящий мачо (так мне казалось тогда) идеально сидящие черные брюки, обтягивающая шелковая рубашка с глубоким V- вырезом и серебристая вышивка на правой стороне груди. Я даже сережку в ухо вставил, хотя это совсем не вязалось с образом, и мать была категорически против. Но я посчитал, что это ужасно круто.
Андрей был ведущим в тот вечер. Самое большое его достоинство было это красивый, низкий голос, с приятным тембром и богатый интонациями. Все от него тащились, не скрывая, и учителя и девушки. Директриса постоянно привлекала его за это к общественной деятельности. Ежегодные КВН, звонки, выпускные… В общем, я с моими танцами и он с его голосом, мы были в одной упряжке принудительно социально-активных учеников.
Я наблюдал за представлением из-за кулис, и попутно смотрел на Андрея, мне нравилось, как он свободно вел себя на сцене, с каждым годом он выглядел все выше и уверенней. В конце концов я заметил, что по росту он меня слегка перегнал, а я не такой уж маленький, метр восемьдесят. И что-то в нем было не так, я это чувствовал. То есть, я даже это отчетливо видел, просто не привык тогда еще доверять своему чутью.
В маленькой комнатенке, где все переодевались и толкались в ожидании своего выхода, мы все провели большую часть вечера. Я развлекал ноющую Нату. Ей было душно здесь, воняло лаком, ее затылок ныл от сильно стянутых сзади волос, она хотела пить. Андрей тихо переговаривался с ди-джеем. Я утешал Наташку, а потом, когда обернулся, увидел, как он пьет минералку, запрокинув голову, в профиль, и кадык ходил ходуном, а на висках блестела испарина, и воротник черной рубашки у него намок. И я тогда подумал, что, пусть он мне, в общем-то, и не нравится, но из всех, кого я знаю, с ним я, пожалуй, хотел бы заняться сексом. У меня жарко скрутило внизу живота от этой мысли. Я раньше никогда не был так близок к этому, к взрослому. И никогда не был так уверен, что этот парень неотрывно пялился на мою задницу, а не на то, что показывало прозрачное платье моей партнерши. Когда я чуть позже случайно поймал его взгляд украдкой, мне стало не по себе. И я испугался. Чувствовать себя добычей или объектом это было непривычно, и как-то… не по мне. Я подумал, что не буду обращать на это внимание, но тут вмешалась судьба и распорядилась мной без спроса, без вариантов, как с той девочкой из танцевального лагеря.
Вышло так, что я забыл свои дорогие запонки от костюма там, где мы переодевались, и мне пришлось тащиться обратно в актовый зал, откуда уже все ушли. Я очень надеялся, что их никто не уволок. Мама бы очень расстроилась. В углу сцены копался Андрей, собирая какие-то бумажки. Он обернулся на звук шагов и улыбнулся мне.
- Ну как настроение?
- Нормально… - я поднялся на сцену и остановился, задумчиво глядя на него. Он в ответ смотрел на меня так, как будто знал обо мне всё, даже цвет моих трусов. Заинтересованность сквозила из всех черт его нессиметричного лица и была бы оскорбительна для любого нормального парня. Значит, он тоже раскусил меня.
- Ты хорошо танцуешь, - сказал он этим своим красивым голосом, от которого мурашки бежали по телу, и прищурился, как бы раздумывая, прежде чем предпринять что-то сомнительное. Потом неожиданно схватил меня за руку и широко улыбнулся, я вздрогнул, парни мне так ещё никогда не улыбались, и я почувствовал, что со мной происходит сейчас нечто очень важное, нечто, так необходимое моему собственному «я».
- Видел пару минут назад твои запонки в аппаратской, - голос стал на тональность ниже, чем обычно.
Я получал удовольствие от его голоса, и четко знал, куда несут меня ноги. Мне было любопытно. Поэтому я сотни раз потом обдумывал все, и был уверен, что пошел на это сознательно Он уверенно потянул меня за собой в маленькую комнатку с аппаратурой, я не успел опомниться, как он закрыл дверь на защелку. Посмотрев на мое невозмутимое лицо, он рассмеялся и подошел ко мне вплотную, как бы невзначай зацепился пальцами за пряжку ремня. Передо мной был сейчас другой человек. Незнакомый. Зрачки расширены, веки покраснели. Не очень-то приятное зрелище, немного пугающее. И растерянность снова охватила меня. Стоит ли мне делать это? Словно в полусне я услышал:
- А я ведь давно за тобой наблюдаю. А ты, оказывается, сам… Так не будем время терять?
Я сразу почувствовал жар его рта. Я буквально задеревенел и не мог ответить, его настойчивые, скользкие и какие-то собственнические губы раздражали меня все сильнее, но потом он вдруг чувственно задел языком мой язык и по телу скользнула искра удовольствия. Такого животного, пошлого удовольствия, неестественного, без примеси какого-либо чувства, кроме похоти. Я не знал, что так бывает. Все произошло почти на уровне рефлекса. Я вцепился в его темные волосы, притягивая еще ближе, подумав вдруг, что у брата они были бы такими же даже по длине. Желание быстро нарастало, и мне уже не нужно было решать, как поступить. Я решительно перехватил инициативу в поцелуе, а он неожиданно быстро сдался, позволив мне делать всё, что я смогу. Мы оказались без одежды на продавленном старом диване с драной обивкой, на котором я просидел с Натой целый вечер, ожидая пока окончится шоу. И мог ли я знать, что он будет так отвратно скрипеть остатками пружин, пока я буду неловко и очень страстно в первый раз в жизни заниматься сексом с мужчиной? Думаю, без хорошей растяжки, Андрею было больно, но он кончил с громким криком. Я ведь уже упоминал, какой сексуальный его голос? Мне до сих пор иногда вспоминаются эти возбуждающе низкие стоны и вздохи... И я понять не могу, как никто нас не застукал после такой своеобразной музыки, наверное, нам очень повезло. Очень повезло. Конечно, после случившегося, я был очень доволен собой.
И, в общем, хоть некоторые угрызения омрачали душу, но в то же время я был рад. Я думал, как хорошо, что у меня уже есть опыт, и хорошо, что обошлось без продолжений и последствий, потому что Андрей выпустился, и мы не встречались больше. В одиннадцатом классе потом у меня был только один случай личного характера, но я о нем вспоминать не хочу, как я уже говорил, об этом ни за что и никому не рассказывал, кроме брата. Ну а потом я увидел Стаса… и пропал для общества, для всяких подростковых приключений и вообще чего-либо не связанного с ним и танцами.
Так и не заметил, как рассказал в двух абзацах всю свою интимную жизнь. Похвастаться нечем, но какая есть. Да… нечего больше рассказать.
А если бы я вел любовный дневник, я бы писал туда все слова, которые мне говорил Стас на каждом занятии, типа по порядку: «Добый день», «ну, с чего начнем?», «опять хотите фокстрот? Надо на танго композицию обновить», «Локоть, Артур», «Хорошо, Артур», «Артур, вот здесь ты ногу недотягиваешь», «уже лучше, молодец», « еще раз», «с самого начала», «с угла»… и так далее…
* * *
Неделя проходит незаметно. Учеба поглощает с головой. А с последним снегом я ошибся, в этом году зима решила задержаться еще на несколько недель. Я пью молоко и проглаживаю утюгом складки на брюках, когда звонит домашний телефон, и Костя из прихожей орёт: «Возьми трубу».
Звонит моя партнерша.
- Я сегодня не приду на занятие. Позвони Стасу, отмени, окей? – слышно как в комнате Наты поёт Мадонна.
- А что случилось? – я тупею от неожиданности и внезапного понимания, насколько сильно всю неделю ждал выходных, чтобы увидеть Стаса.
- Да так. Приболела немного.
По ее голосу ничего не определишь, но я уверен, что она вполне здорова. Вредное, нехорошее чувство поднимается изнутри, однако я сдерживаю его.
- Слушай… - с силой накручиваю провод на палец, - если дело в деньгах, то я могу…
- Нет! – обрывает раздраженно. - Я болею. Собираюсь проспать целый день. Так что сегодня пропускаем, можно мне хоть одну неделю отдохнуть, а? Я думаю, что можно. В общем, мы договорились? Пока.
- Э… пока...
Кладу трубку. Смотрю на нее, словно впервые вижу. Красная, гладкая, на ней овальные блики и пластмасса теплая от моей руки. Номер Стаса я помню наизусть, но я понимаю, что звонить не буду. Не буду. Я иду доглаживать брюки, у меня какое-то странное предчувствие, как предчувствие падения, когда ты опускаешь голову и видишь кочку у себя под ногами, и прежде чем споткнуться и упасть ты успеваешь подумать «Черт!» и представить, как больно будет пропахать носом асфальт.
Костя надевает куртку в прихожей и видит меня в проеме двери.
- Чего такой опущенный? – с улыбкой спрашивает.
- Так… - лицо брата вполне спокойное, но я уже знаю, что он заметил и волнуется, иначе бы просто ушел. Я подхожу и неожиданно для самого себя хлопаюсь лбом в его плечо. Он не двигается, только мягко обнимает меня одной рукой, и вдруг я понимаю, что слова застряли в горле, и я не могу выговорить ни звука. Да я и не знаю что сказать. Что мне паршиво? Это итак ясно. Что мне надоело сходить с ума и думать постоянно об одном и том же человеке? Что я ненормально одержим? Что я гребаный пидор, поэтому не могу даже думать о взаимности, потому что я чертов реалист, который даже в своих сексуальных фантазиях всегда предельно приземлен и скептичен?
Я не могу сказать то, что вертится на языке, ведь это звучит противно и жалко, как в мелодраме. Костя молчит.
- Иногда мне хочется сломать ногу… чтобы больше не танцевать. – Говорю я. наконец. И мне кажется, что этим я выразил все, что хотел. Только тошнит от драматичности сцены.
Я вздрагиваю, когда Костя кладет ладонь мне на затылок и успокаивающе гладит, как мама в детстве.
- Думаешь, это не настоящее? – тихо спрашиваю я. - Думаешь, я все это придумал, как безмозглая старшеклассница?
- Думаю, что у тебя все будет хорошо. – Произносит он после паузы.
Я выдыхаю. Он отстраняется, подмигивает, и, не давая мне опомниться, рывком застегнув молнию на куртке, выходит за дверь.
А я чувствую, что мне стало легче и с улыбкой смотрю на это поспешное бегство. Но я ему верю.
Через пять минут я уже бегу по скользкой подмороженной улице с сумкой на плече. Мне почему-то хочется скорее увидеть Стаса и кажется, что случится что-то хорошее. Я знаю, что это все влияние весеннего воздуха, но это не делает меня менее влюбленным. Наташка не придет и тренировки не будет. Но, по крайней мере, я его увижу и уже совсем скоро.
Во дворце Молодежи темно и тихо. Выходной. Гулко отдается каждый шаг, пока я поднимаюсь на третий этаж, мимоходом посмотревшись в зеркала. Волосы растрепались, но мне кажется, что в зеркале, когда я пробегал мимо, отразился кто-то другой. Не я, а незнакомый парень, мальчишка. Я бросаю сумку и куртку в раздевалке и заглядываю в зал. Там никого. Горит одна лампа в углу, остальная часть помещения тонет в темноте, за огромными окнами снизу едва видны мутные пятна фонарей. Я закрываю дверь и заглядываю в тренерскую.
- Привет…
2 глава
Медленный фокстрот - это длинные линии, непрерывное, плавное поступательное движение, сдержанная сила и полет. Этот танец считается трудным, так как требует хорошего равновесия и постоянного контроля за каждым движением. Чтобы исполнять его грациозно, партнеру и особенно партнерше нужна длительная тренировка. Медленный фокстрот требует большого пространства, и на небольшой или забитой парами площадке танцевать его довольно трудно.
Благодаря моему маленькому обману, мы проводим вместе почти час. Мы ждем, когда придет Наташа, сидя на кожаном диване в тренерской. Я постукиваю каблуками черных бальных туфель, мягкая кожа на сгибе уже потрескалась, хотя туфли новые. Я немного смущен. Стас листает записную книжку и говорит со мной. Играет тихая музыка. Он смешно и ненавязчиво рассказывает о том, как начал танцевать в пятом классе, и как ненависть к танцам переросла у него в профессию. Я спрашиваю, и он перечисляет разные места, куда он ездил на конкурсы и выступления. Немного рассказывает о судействе. Ему не раз приходилось судить турниры между юниорами. Помню, как на одном из конкурсов он судил нас, и смотрел на нас так внимательно, серьезно, как и остальные судьи, но иногда мелькала улыбка, и мы понимали, что он гордится нами. Нам хотелось, чтобы он гордился. У меня даже сохранилась видеозапись, которую мама снимала на домашнюю камеру, как мы уходим с площадки, Стас встречает нас прямо у края паркета, что-то говорит, наверное, как обычно «Наташа, локоть» и быстро проводит по моим лопаткам ладонью. Такой невинный жест, который значит «держи спину», но у меня даже сейчас мурашки бегут по позвоночнику, когда я вспоминаю это прикосновение.
А теперь мы сидим в небольшой комнате, наедине. И мне с трудом удается убедить себя, что я имею право сидеть с ним рядом и разговаривать, как любой нормальный человек. Как Ян, например. Я привык соблюдать субординацию во всех сферах жизни, поэтому для меня это не так просто как кажется. От смущения мой взгляд все время цепляется за пепельницу на журнальном столике. Обе наши тренерши дымят как паровозы, и эта пепельница всегда переполнена. Она источает горьковатый терпкий запах.
Я не знаю о чем говорить, в неловкой тишине мне кажется, что у меня слишком громкое дыхание, и мне становится стыдно за то, что из-за моей прихоти Стасу приходится в свой выходной сидеть тут. На миг все кажется бессмысленным. Общие темы о танцах мы уже обсудили. Мне приходит в голову задать вопрос, который уже давно волнует меня.
- Как ты думаешь, у меня есть какие-то перспективы? В этом… плане… В плане танцев.
Стас задумчиво поворачивает голову, смотрит на меня. Наверное, ему часто задают такие вопросы. И кому как не тренеру знать ответ. Вот, например, Ян с Викой считаются у нас лучшими в латине. На всех городских конкурсах они на первых местах или в первой тройке. Еще пара по латине и три по стандарту считаются перспективными, и бывает так, что очень хороший партнер вытягивает партнершу или наоборот. Ян с Викой оба профессионалы, но вот если бы Влада поставили в пару с новенькой Леной, то они могли бы составить им достойную конкуренцию. Но Влад не хочет танцевать ни с кем, кроме Дианы, потому что они с ней встречаются и им нравится друг с другом. В их пасадобле такая страсть, что аж искрит, но не хватает техники. И тренер видит сильные и слабые стороны каждого танцора. Кого с кем лучше поставить в пару и на кого стоит тратить время на занятии.
- Ты можешь быть лучшим, если захочешь, - неожиданно говорит Стас.
Я настолько не ожидал это услышать, знали бы вы, что происходит у меня в душе. Он сидит так близко, и его взгляд направлен прямо мне в душу, как будто он прожигает меня до самого сердца, и плавит все внутри. Мне неестественно жарко. Я впервые замечаю необычный теплый карий цвет его глаз, немного насмешливых, но таких внимательных, и мне на секунду кажется, что в этом взгляде что-то есть, что-то скрытое. Я едва слышу, пока он продолжает:
- Но ты не хочешь, вот в чем беда. Хотя, может, это и хорошо…
Он отворачивается и смотрит в окно. Говорит рассеянно, словно много раз думал об этом:
- Дело даже не в технике… Танец должен быть красивым для того, кто его смотрит. Такой маленький спектакль пары для судей и зрителей, Артур… Но ты танцуешь сам для себя. И… можно сказать, что это твоя фишка. Мне нравится это в тебе. - тут он снова смотрит на меня, а я не знаю что сказать.
«Ему нравится… Нравится это во мне?…» - кровь пульсирует в ушах и сердце болезненно-сладко сжимается. И эта необычная откровенность между нами немного пугает. Я понимаю, о чем он говорит. Когда я смотрю записи профессиональных конкурсов и выступлений, меня самого немного коробит эта показательность, нарочитость почти всех движений спортивных танцев.
- Может, мне тогда стоило заняться брейком или балетом? – шучу я, после неловкой паузы, нарочно, чтобы рассеять очарование момента. - И Наташка бы не мучилась, и тебе бы не приходилось тратить на нас время.
Он смеется в ответ, кивает, потом вдруг без перехода резко хмурится. Я уже упоминал какое у него подвижное лицо? Он смотрит на тяжелые часы на левой руке.
- Ох, ладно, поздно уже. Она, наверное, не придет. Пошли-ка по домам.
И я послушно встаю, словно только и ждал команды, и иду переодеваться.
- У тебя день рождения в среду? – спрашивает он из открытой двери.
Я застегиваю свитер, и собачку заедает. Я напрочь забыл про свой день рождения!
- Ээ…ээ. Да. Надо же, я и забыл.
Стас почему-то интересуется:
- Будешь праздновать?
- Да нет, наверное. Может, съезжу к родителям…
- Понятно.
Мы закрываем все двери и выходим на улицу. С удовольствием вдыхаем полной грудью свежий весенний воздух, который и проясняет и кружит голову. Я смотрю, как Стас достает из кармана что-то маленькое и плоское, размером с зажигалку.
- Ты куришь? – удивляюсь я.
Он добродушно смеется.
- Только трубку.
Оказывается, это маленькая карманная щеточка для обуви. Стас нагибается и аккуратно чистит свои ботинки, хотя на вид они итак чистые.
И я осознаю, что мы с ним можем стать друзьями. Вот так просто. Я идиот. Это я, я сам, придумал какую-то пропасть между нами, непроходимую стену моего обожания. Я выдумал его недостижимость, глядя на него как на идол. А на самом деле Стас был бы не против, думаю, поболтать со мной за кружечкой пива.
- Ты где живешь?
- На Пушкина.
- Близко. Я сегодня не на машине, а так бы подвез.
Мы идем к остановке в уютном молчании, совсем рядом, наши локти иногда соприкасаются и у меня сбивается дыхание, я ни с того ни с сего тихо смеюсь. Он поворачивается, дружелюбно улыбается мне и снова смотрит вперед. «Я счастлив!» - от этой мысли немного кружится голова.. Воздух пахнет весной. Кажется, что я попал в какой-то чудесный сон, и я не понимаю, как можно быть настолько в эйфории, когда легкие наполняются искрящимися звездами из бенгальских огней, как можно не умереть от счастья.
Когда мы останавливаемся среди кучки ожидающих трамвая людей, Стас поворачивается ко мне всем телом, и я украдкой разглядываю его лицо, притворяясь, что просто вежливо смотрю на собеседника.
- А знаешь что. – Он задумчиво проводит большим пальцем по подбородку, и весело щурится. – Могу в среду угостить тебя чем-нибудь в качестве поздравления. У меня нет занятий. Хотя, можно и в четверг, если на среду у тебя планы.
- Что? Нет, в среду нормально! Звучит здорово.
- Хорошо, до среды. Наташке привет.
Он пожимает мне руку, быстро и крепко, не обращая внимания на то, что моя ладонь словно деревянная. Я смотрю, как он кэпс-локом обходит лужу, и ловко запрыгивает на ступеньку трамвая.
Все произошло так быстро, или это я настолько медленно соображаю, что удивляюсь, только когда трамвай скрывается за поворотом, а ладонь все еще горит от тепла его руки.
* * *
Он целует меня. Нежно, настойчиво, скользя по моим губам и проникая в рот, лаская мой язык. Я тянусь ему навстречу, чтобы обнять, притянуть ближе, но он словно ускользает, только его губы, такие восхитительно волнующие продолжают целовать меня. Я не могу открыть глаза, но чувствую горячие прикосновения и вздрагиваю от желания. Губы горят. «Только не прекращай», - умоляю я, молча. Мне удается обхватить его лицо руками, чтобы быть уверенным, что эта пытка удовольствием не закончится так быстро. Но он вжимает меня в кровать своим телом и я кончаю, беззвучно постанывая, глаза разлепляются, и я просыпаюсь, нехотя выныриваю из волшебного сна. В комнате серый утренний свет, мягкие тени от мебели словно пушатся, и очертания предметов до раздражения реальны, как бы указывая мне - это был всего лишь сон. Я вздыхаю, убираю взмокшее одеяло вбок, потягиваюсь до хруста в костях. Надеваю домашние штаны и иду в ванную.
- С днем рождения! – вопит Костя с кухни, услышав, как хлопает дверь.
Сегодня он делает мне завтрак, хотя обычно готовка - моя обязанность. Без всяких затей, брат всегда на праздники дарит мне деньги, зная, что они мне нужнее любых подарков. Пока я ковыряю вилкой колбасу, от волнения почти нет аппетита, Костя целует меня в макушку, что довольно необычно для него, потом уходит на работу. Я долго сижу на кухне, не обращая внимания на то, что еда и кофе остывают. Мне нравится неторопливо прокручивать в голове смутные воспоминания о том, что приснилось.
Солнце поднимается выше, проникает сквозь тонкие занавески в комнату, отсвечивает на белом кафеле и бесцветных обоях. Мне приходит мысль, что жизнь полна простых чудес и неимоверно прекрасна, я думаю о сегодняшнем вечере, о том, стоит ли еще раз сходить в душ. Праздничное настроение настолько сильно, что в животе покалывают искорки восторга, расшевеливая смутное беспокойство. Я совершенно не представляю чего ждать от сегодняшней встречи со Стасом. Мысль о том, что до неё еще целый долгий день сводит с ума и даже вдыхаемый воздух, кажется, весь состоит из волнения.
Я впервые решаю забить на пары и даже, что очень серьезно, на родителей. Я знаю, как будет проходить сегодняшний день, если все пойдет по сценарию. Мама приготовит мой любимый торт, накроет скатертью старый кухонный стол, расписанный ею еще двадцать лет назад. Папа достанет из шкафа коробки с видеокассетами, на каждую из которых наклеена бумажка, и мелким неровным почерком то ручкой, то карандашом подписаны даты, места и названия наших конкурсов и выступлений. После работы придет брат, принесет бутылку хорошего вина, в котором ни я ни папа с мамой ничего не понимают. Мы сядем перед телевизором, и будем просматривать кассеты, смеясь, перематывая на самые интересные кусочки. Брату быстро станет скучно, но он будет терпеливо смотреть видеозаписи вместе с нами, ухаживать за мамой, часто выходить покурить. Потом, наконец, настанет время ехать домой, и начнутся долгие уговоры матери переночевать у них. Наши долгие отговорки, оправдания, споры, мелкие уколы жалости и стыда перед родителями. Немного расстроенные и притихшие мы вернемся домой, покурим и ляжем спать. Вот так и закончится этот день. Заканчивался последние несколько лет.
Но только не сегодня.
Задумчиво теребя пальцами нижнюю губу, я размышляю, что надеть. Вчера Стас позвонил мне и спросил, во сколько заехать, еще он сказал, что я могу пригласить друзей, что я, конечно же, проигнорировал. Можно надеть джинсы, правда, я настолько привык ходить в брюках, что в одежде, которую не надо гладить, чувствую себя кем-то другим. Но именно это мне и нужно сегодня, как я понимаю, я должен вылезти из своей шкуры.
Может быть, стать кем-то отчаянным.
Звонит телефон.
Сначала звонит Ян, развязным голосом предлагает прогуляться вечером, он недавно откопал новый «понтовый» бар, где у него теперь есть знакомый бармен, а еще есть знакомые девчонки, которые сегодня тоже не прочь повеселиться. Я отказываюсь. Звонит Наташка, поздравляет и извиняется за то, что и в воскресенье и в последующие два дня не ходила на танцы. «С меня сюрприз», - говорит она. Я фыркаю в кулак. Сюрпризы от этого человека не интригуют, а скорее пугают. Потом звонит тетя, потом приятельница мамы и еще какие-то люди. Каждый раз я снимаю трубку и сердце сладко сжимается – кажется что сейчас я услышу его голос. Но каждый раз это кто-то другой. Звонит бывшая партнерша, одноклассник, друг из универа, почти все в неестественно приподнятом настроении, почему-то зовут меня куда-то и радуются. Создается ощущение, что у меня огромная куча друзей. Потом звонит бабушка, ласково сетует, что я уже почти год не заходил в гости. И звонит папа.
Маму положили в больницу.
* * *
Нет ничего странного в том, что люди болеют. Я вообще удивляюсь, как такой сложный и хрупкий человеческий организм может пережить столько напастей и иногда даже держится несколько десятков лет. Но когда я слышу, что у мамы, ни с того ни с сего, было давление выше двухсот и приступ, мне кажется это странным. Чьей-то не смешной шуткой.
Когда я еду в маршрутке, медленно ползущей сквозь запруженный машинами город, я чувствую пустоту и тихую, зудящую, как мелкое насекомое, злость. На пробки, людей, сжимающих со всех сторон, в своих мокрых куртках и плащах, со своими волосами влажными от дождя, с их специфическим запахом. Почему-то именно чужие волосы, не тела, голоса и лица, раздражают больше всего. Их запах. Я злюсь на папу, который не сказал мне сразу, когда это случилось. Брат тоже, наверняка, давно знал, что у мамы проблемы с сердцем. А эти бестолковые врачи, которые не заметили сразу, что давление очень сильно превышает даже повышенные показатели. Почему в этой дурацкой стране нет нормальных врачей, которым можно доверить свою жизнь?
Я вываливаюсь из автобуса под мелкий противный дождь, иду, смутно вспоминая дорогу до больничного городка. Едва перебираю ногами, они словно не хотят двигаться, словно набитые соломой. Я считаю про себя: «Раз, два, три, раз, два, три» в ритме венского вальса, который я не люблю, но темп ускоряется и ускоряется, как виток за витком накручиваются круги танца, я уже бегу, низко опустив голову, как будто это может помочь мне укрыться от дождя.
В больнице мерзко.
На лестничном пролете мальчик с перевязанной ногой, курит вонючие сигареты, вытряхивая пепел на пол и в полную коричневой жидкости банку. С ним рядом дымит дядька в верхней одежде, должно быть отец. Они деловито переговариваются.
В палате у мамы неопределенного оттенка зеленые стены, тумбочки, как у нас были в детском спортивном лагере, восемь железных кроватей и все заняты. Ничего общего с тем, что обычно показывают в русском кино. А я, кстати, ни разу до сих пор не бывал в больницах.
Целых полчаса мы сидим и ждем, пока маму приведут с каких-то анализов.
Она не вспоминает про мой день рождения, зато несколько раз называет меня «Костенька» и «Славик», Славик - это папа. А отец, отведя меня в сторонку к окну, переминаясь и сомневаясь, говорит:
- Артур… Я знаю, Костя подарил тебе денег. Ты можешь одолжить на пару недель? Маме прописали много…чего.
Я вижу, как ему трудно это сказать, и мне самому почему-то ужасно неловко. Я лезу в карман.
- Конечно, конечно, ты еще спрашиваешь…
Я тороплюсь, мне кажется, что если не достану эти деньги сейчас, они просто испарятся. Но мои пальцы находят только мятые автобусные билеты и несколько монет. Я помню, что точно брал деньги с собой. Я предполагал, что может возникнуть какая-нибудь непредвиденная ситуация, и перед выходом положил их в карман куртки. Но там ничего.
- Их нет, - я начинаю уже всерьез нервничать, срываю куртку, чтобы обыскать ее как следует. Я выворачиваю карманы и мелкие мятые бумажки летят на серый больничный пол.
Деньги украли, скорее всего, в маршрутке. Народу было битком, все пихались, входили и выходили. Так что сделать это было проще простого. Я сам виноват, что совсем забыл про них.
В пять часов заканчиваются часы посещения, пасмурно, и по всему городу пробки. Кажется, что день подходит к концу. Мой, вообще-то, день рождения. Мы прощаемся с отцом, которому в другую сторону. Во рту у меня плотно засел горький противный комок. Я иду домой пешком, через полгорода, уже не обращая внимания на то, что за шиворотом мокро, в ботинках хлюпает, и кажется, из глаз тоже вот-вот потечет. Не из-за денег, конечно, из-за того, что раз в жизни не смог помочь, когда отец попросил. Из-за того, что по собственной глупости отдал кому-то заработанное братом тяжелым трудом. И еще у меня перед глазами все еще стоит выражение маминых растерянных подслеповатых глаз, словно ищущих чего-то и не способных разглядеть.
Мне все равно, что бы сейчас ни случилось, хуже уже не будет. Только подойдя к двери подъезда и несколько мгновений пялясь на замок, я понимаю, что связки ключей в карманах тоже нет. Глупо. И смешно, кстати. Я думал такое только в кино бывает, когда как домино все падает одно за другим. Холодно. Сыро. Плохо.
Дождя уже нет, но какая разница.
Я стою спиной к стене у железной двери, спрятавшись в капюшон и втянув голову в плечи. Жду, что кто-нибудь выйдет и запустит меня в теплый подъезд. Я совершенно ни о чем не могу думать, кроме холода, проникающего, кажется, прямо сквозь намокшую одежду. Пальцы начинают болеть, я с трудом могу ими пошевелить. Я знаю, что после девяти часов вернется брат и впустит меня в квартиру. Он не будет нервничать из-за ключей, только покачает головой и уйдет на балкон курить. Слезы подступают как-то сами собой, когда я уже успел порадоваться, что хотя бы не разрыдался позорно. Как это жалко, стоять у подъезда и беззвучно цедить слезы, когда сердце сжимается от боли и вины, тело дрожит от холода. Жалок, безнадежно жалок. Девчонка, слабак, влюбленный идиот. Влюбленный? Правда ведь… Надо же, а я почти на целый день забыл о нем. И словно наказание мне за слабость, хлопок двери автомобиля, шаги и знакомый голос, удивленный.
- Артур? Это ты?
Я поднимаю голову. Это Стас, в черном пальто, без шапки, без перчаток, только что из тепла, недоверчиво рассматривает меня.
- Привет. Ты чего тут стоишь?
- Привет…
Я не замечаю, что слезы продолжают течь по моему лицу, отталкиваюсь от стены, снимаю перчатку, пожимаю его руку, обжигающе теплую и живую. Смотрю на него. Никогда не видел на его лице такого серьезного, обеспокоенного выражения, словно он впервые видит меня и пытается поверить, что я тот самый человек, за которым он приехал, как и договаривались, в шесть часов. Представляю как я выгляжу сейчас: посиневшие губы, слезы… Закрываю глаза, умоляя мироздание помочь мне бесследно провалиться сквозь землю.
- Я не могу попасть домой.
- Потерял ключи?
- Да.
Стас улыбается с видимым облегчением, мягко подталкивая меня за плечо к машине.
- Ну, это не страшно. Пошли. Отвезу тебя куда захочешь. Где живут твои родители, родственники?
- Нет.
Мне уже все равно, я чувствую себя отчаянным.
- А можно к тебе?
фандом: ориджинал
рейтинг: NC-17
жанр: romance, POV
размер: миди, скорее всего
дисклаймер: моё
предупреждение: слэш, намеки на инцест. ЮСТ
от автора: Действие происходит в начале 2000го года, когда еще не было сотовых телефонов, компьютера в каждом доме и тем более безлимитного интернета. (можете ли вы поверить, что такое когда-то было?)) Я очень давно вынашивала идею написать про бальные танцы и сам этот рассказ тоже, осталось только закончить)
Медленный фокстрот, для общего представления, на ютубе: Медленный фокстрот (видео)
Саундтрек:
Музыка, под которую можно его танцевать:
классика)
Эта не очень подходит, но под нее тоже можно, и мне она нравится)
Примерные образы героев нашла только двоих героев пока. Жаль, что такая модельная внешность, конечно, но что поделать. Позднее попробую нарисовать их)
Артур

Андрей

читать дальшеЯ люблю медленный фокстрот. Все медленные танцы чем-то похожи, но этот танец особенный.
Тренировка. Под ногами потертый паркет, немного скользкий. Длинная юбка партнерши все время болтается между моих колен, но это не мешает, я привык. Музыка заполняет все вокруг, погружает в другую плоскость, где эхом от высоких стен и зеркал течет мелодия. Наслаждаюсь каждым звуком, подтягиваю ногу, поднимаюсь, поворот и плавное движение. Счет внутри меня естественный, как сердечный ритм: быстро – медленно – медленно, быстро – медленно – быстро. Мой позвоночник вытягивается, я чувствую, как при каждом движении корпуса перекатываются мышцы на спине, шее… Закрываю глаза. Кажется, это лучше сексуального удовольствия, когда мелодия скользит сквозь твое тело, отзываясь даже в легком нажатии пальцев на плече, в наклоне головы…
- Стоп, стоп, Артур, ты опять забываешься.
Стас хлопает в ладоши, бежит к магнитофону, прижимает клавишу. Равнодушный щелчок прерывает мое блаженство, и я снова возвращаюсь вниз. На землю. В танцевальном зале тихо, светло от весеннего мороза, который щедро льется из широких сплошных окон. Паркет сияет царапинами и черными полосами от бальных туфель. Слышно как на третьем этаже Дворца кто-то разговаривает, слышно как мотается кассета. Минуты две мы с Натой молча любуемся на идеальный профиль нашего тренера. Потом он встает, подходит к нам и смотрит задумчиво. Я не дышу.
- Наташ, ты опять от него отходишь слишком далеко, где контакт? Артур, - переводит взгляд на меня, немного хмурится. – Где ты витаешь? Фокстрот – это парный танец, где очень важно ваше взаимодействие. Сколько раз я тебе говорил? Ты забываешь о партнерше. – качает головой.
- Я же веду, - с виноватой улыбкой оправдываюсь. Когда он вот так смотрит на меня, желудок сжимается…
- Да, - кивает Стас. Как ему удается улыбнуться уголком рта, одновременно и укоризненно и подбадривающее? - Но ты все равно танцуешь будто один. У вас нет пары. Как Наталья ни старается, ты на нее даже не смотришь.
Быстро облизываю нижнюю губу, она сухая и соленая. Все мои симптомы налицо. Перевожу взгляд на Нату, а она, опустив голову, изучает свои часы. Ей эти индивидуальные занятия на фиг не нужны, ей вообще, можно сказать, на танцы наплевать. Настаиваю на занятиях я.
Мне это нужно.
- У меня так получается. Не знаю, почему, – тихо говорю я. Я действительно не знаю. Когда я танцую, я выкладываюсь по полной, практически выворачиваюсь наизнанку, но это все равно не то, что нужно. Этого недостаточно. Стас складывает руки на груди. Он всегда носит рубашки цвета берлинской лазури или индиго, а еще черную жилетку, черные брюки. Я не видел еще ни одного человека, которому бы так сильно шел синий цвет.
- Давайте без музыки.
Встаем в пару.
- Нет, нет, Наталья, сколько можно повторять? – у него голос терпеливый и доброжелательный, всегда, даже когда сто раз приходится повторять одно и то же.
Он мягко берет мою партнершу за локоть и разворачивает к себе. Вся правая сторона, начиная с ряда пуговиц посреди груди, это для девушки. Он уверенной рукой прижимает ее за талию, колени, как положено, чуть согнуты.
- Вот так, чувствуешь?
Ната смеется, первый раз сегодня улыбнулась, зараза. Глазки заблестели.
- Да…
Я знаю, что у нас в коллективе все девушки от Стаса без ума. Я их понимаю, как можно иначе. Моя партнерша лентяйка и ни за что бы не ходила на эти индивидуальные занятия, если бы он не был таким… внимательным в это время. На общих занятиях довольно сложно привлечь к себе внимание тренера. А на индивидуалках… он смотрел только на нас, говорил только с нами, и хотя я и сильно уставал, но чувствовал себя после этого часа божественно. Что может сравниться с удовольствием медленно танцевать под его пристальным взглядом, зная что он следит за каждым твоим движеним, поворотом, выражением лица? Даже если он делает это только для того, чтобы увидеть ошибки?
А еще приятней смотреть на него, хотя это редко случается.
Стас танцует полкомпозиции с моей партнершей, я наблюдаю, как они двигаются, тесно соприкасаясь. Он не полностью держит стойку, прижимая ее только правой рукой, левая опущена. Но в этом есть небрежное изящество, я сглатываю и поправляю воротник рубашки. Разве смогу я когда-нибудь сравниться с ним?
- А теперь попробуйте вместе.
Наташка не охотно идет ко мне через ползала. Встаем в пару, тщательно проверив стойку. Начинаем танцевать без музыки, и на втором круге опять сбиваемся.
- Ну что такое с вами сегодня?
Девушка поправляет волосы. Ей опять скучно, она устала, дома у нее какой-то сериал по телеку, а она тут торчит со мной, да еще и деньги за это приходится выкладывать.
- Я схожу в туалет, можно? – переступает каблуками.
- Давай, только быстро. – Стас иногда немного щурится, когда улыбается, поэтому кажется, что он смеется над какой-то забавной мыслью, только что пришедшей ему в голову. И мне хочется немедленно улыбнуться в ответ и подобострастно заглянуть ему в лицо.
Эх, Ната, Ната, знала бы ты, о чем я думаю… Поняла бы ты? Цокают по паркету бальные туфли. Стас задумчиво смотрит в окно. В занятии маленький перерыв, за окном слипшимися хлопьями падает снег, наверное, уже последний этой весной. Он кружится в венском вальсе и тает на стекле пятнами. В душе набухает, набухает и распускается невыносимое чувство. Я делаю глубокий вдох прежде чем спросить.
- А может, со мной?
Он поворачивается. Это недоуменное выражение лица я тоже люблю.
- Что?
- Покажешь мне. Я за партнершу.
Сбивчиво улыбаюсь. Губы пересохли, а вода в раздевалке, во время и сразу после тренировки пить нельзя. Мокрый снег за стеклом, не достать, а я бы с удовольствием проглотил горсть, язык присох к небу. О, господи, почему я такой идиот. Но Стас кивает и тоже улыбается, но совсем по-другому, чем до этого. Он подходит ко мне, подает руку, «Он не отказался! - ликует сердце, а мозги отвечают, - конечно, он же тренер, мы ему за это платим деньги…»
Так, так, надо поменять руки. Сначала замок, - сцепляем руки, ладонь у него немного теплее моей и твердая, и он начинает повторять то, что мы слышим почти каждое занятие, с тех пор как выросли из детской группы. «Не дави слишком на запястье, когда ведешь, это должен быть едва заметный толчок, импульс. Вот так». Это первая точка, «потом вот здесь», он кладет руку мне на спину, у левой лопатки, приятно, я нахожу треугольную мышцу на его правой руке - это вторая, и последняя, наверное, самая важная, - я, затаив дыхание, придвигаюсь к нему, - это бедра, здесь контакт держать труднее всего…
Я почти ничего не соображаю, не знаю партию партнерши, но он ведет меня, и мы танцуем. Без музыки, под шорох наших подошв по паркету, ритмичное скольжение. Это такое необычное чувство, это просто волшебно, потому что каким-то едва ощутимым движением руки или корпуса он говорит мне куда идти, и я слушаюсь его, удивляясь гармоничному сочетанию наших тел, движущихся в самом красивом и чувственном танце – господи, как я люблю его, - медленный фокстрот…
- Ну что?
Все заканчивается слишком быстро. Стас смотрит на меня с прищуром, у него ресницы такие черные, каких у людей не бывает. Мне хочется провалиться сквозь землю вместе со своим неровным дыханием. Быстро, быстро, быстро, медленно, быстро, быстро, - это совсем не тот ритм. Опускаю голову. Но я на удивление спокоен внешне.
- Хорошо. Я понял…
Единственное, что я понял, так это то, что партнершей быть намного приятнее.
- Хорошо, вот и Наталья, пробуйте. Вам от занятия осталось полчаса.
* * *
После тренировки в это воскресенье я прихожу домой в пять часов, на улице уже темнеет. Отрешенно глядя в стену, раздеваюсь, достаю из сумки брюки, складываю и вешаю в шкаф, рубашку на плечики. Расческой провожу по волосам справа назад, слева назад. Я делаю это каждый день после тренировки, и в голове абсолютно пусто. Одиннадцать лет занятий бальными танцами, пять шесть раз в неделю. Я делаю все не задумываясь, так же как дышу. Туфли на полку, протереть воском. Галстук… я сегодня был без галстука. Вдруг улавливаю запах сигарет, и ощущения реальности возвращаются, как будто я просыпаюсь.
Дверь балкона в моей комнате приоткрыта, и оттуда тянет холодком.
Брат.
Накинув на плечи халат, я выхожу на воздух, плотно закрывая за собой комнату. Вижу длинную темную фигуру брата. Оперевшись на перила локтями, Костя курит и смотрит вниз, с высоты седьмого этажа. Снег все еще идет. Я подхожу ближе, достаю из его пачки сигарету.
Хорошо жить со старшим братом. Он есть, он понимает тебя и заботиться о тебе.
- Как тренировка?
Медленно, с удовольствием выдыхаю струйку дыма:
- Как обычно.
И он кивает. Костя все знает, знает про меня, я имею ввиду. Еще с тех пор как один придурок в школе меня… впрочем, стоп, я запретил себе вспоминать об этом. Старший брат – единственный кому я рассказал, что я гей. А вот сам он всегда только о девушках, и девушки его любят, но как назло не везет ему с ними. Попадаются одни красивые дуры. В общем, совсем не то, что надо.
Костя знает про Стаса.
Он сразу понял, когда я на тренировки стал летать, как на праздник, с улыбкой, особенно, когда индивидуальные занятия стал чаще брать, откладывая деньги, практически отказывая себе во всем. Трудно тут не заметить.
- А он сам-то, как думаешь, того? – спросил тогда брат, молча выслушав мои признания.
- Не знаю...
Почему я не мог ответить «нет»? Стас не похож на того, кто мог бы интересоваться мужчинами, нисколько. Но что-то подсказывало мне, что вероятность такая есть. Может быть, это всего лишь надежда и нежелание признавать очевидное.
Смешно, похоже на бред, но… Я сказал брату, что так говорит моя интуиция.
Скорее всего, это просто самообман, защита, иначе не знаю, как я смог бы и дальше … ведь должен же я надеяться хоть немного.
***
Завтрашний день не обещает ничего интересного. Три пары в университете, вечером – латина. Латину можно даже пропустить, сделать себе небольшой выходной, хотя мне очень хочется увидеться с другом Яном, мы давно с ним не виделись. Я раздумываю об этом, пока пью чай и листаю конспекты, особо не вчитываясь. Все равно ничего не запомню. Решаю завтра вечером отдохнуть. Дальше, после ванной, сразу же иду спать.
Я люблю момент, когда голова касается подушки и слегка утопает в ней. Свежий запах постельного белья. Приятная усталость в мышцах. Тяжелые веки. Люблю несколько минут перед тем как заснуть, думать о чем-то хорошем, отчего сердце погружается в пространство мечты, как брошенный в синюю глубину камень.
Музыка в голове, неторопливый тягучий ритм, наши бедра соприкасаются, он делает широкий шаг между моих ног, я послушно иду назад, плавно сгибаю колени и сразу следующий шаг вверх, он выше меня, его бедро скользит по внутренней стороне моей ноги на каждом движении композиции. Рука крепко сжимает мою в замке, ладонь на левой лопатке нажимает, направляет. Шаг, шаг, поворот. Прямо напротив моих глаз четко очерченные губы, подбородок, шея…
Я не замечаю, как засыпаю, засыпаю сладко как ребенок, как уставший человек. И мне хорошо. Утро начинается с привычного стояка. Пищит будильник, и я снова не помню что мне снилось. Но это было что-то очень приятное. Переворачиваюсь на живот, лицом в подушку и позволяю себе еще немного подумать о том, чего мне очень сильно хочется.
Потом начинается день.
* * *
Год назад мы поссорились с руководителями моего родного коллектива. Точнее, мама, которая в первые годы все время сидела вместе с остальными родителями и смотрела, как я занимаюсь, поссорилась со всеми, с кем только могла. Не знаю, в чем точно было дело. Кажется, мне хотели поменять партнершу, были какие–то интриги, на которые мне было плевать. Мир спортивных танцев не так прост, как кажется людям непосвященным. Но меня этот мир мало волнует, я всего лишь люблю танцевать. Я знаю, что я не чемпион, так какая мне разница прошел ли я в четверть или в финал, и какое занял место на Самом Крутом Конкурсе Города?
Для кого-то бальные танцы - это спорт. Конкурсы, медали, призы, известность. Это шелковые рубашки в моем шкафу, фраки, брюки, горы крема для обуви, тонны геля, лак для волос, простой, с блестками… Но танцы для меня - это просто необходимость, как сон или еда, или воздух. Звучит романтично, но на самом деле я не романтик. Просто с чем еще сравнить?
Не помню всех подробностей перехода, у меня тогда еще в школе и в личной жизни тоже появились проблемы, мне очень не хотелось покидать родной клуб, где я занимался с семи лет, но кончилось все тем, что мы ушли.
Мы – я и партнерша. Она хотела вообще бросить танцы, но я убедил ее попробовать себя в новом коллективе. Новый коллектив… это действительно многое меняет, я это понял, когда пришел на первое занятие. Другие ребята, более дружелюбные, другие тренера, более внимательные, и другая атмосфера, слава богу, потому, что если бы здесь было так же как там, я бы бросил все и подался в хоккеисты.
Помню свое первое занятие очень хорошо, потому что тогда я познакомился с Яном. Он стал моим лучшим другом. Ян немного старше, его мать у нас тренер по латине, и поэтому он много времени проводит в клубе, практически там живет, и танцует он лучше многих, кого я знаю. У Яна в полном комплекте оказалось то, чего никогда не было у меня: наглость, амбиции, привычка увиваться за девочками, любовь к сплетням и постоянно хорошее настроение. Как ни странно, мы с этим парнем легко нашли общий язык. Самое лучшее в нашей дружбе - это наша независимость друг от друга.
Первые две недели, когда была только латина, Стас был на больничном, Ян помогал мне вливаться в коллектив, и я постепенно чувствовал себя все комфортнее. После тренировок, уставшие, мы выходили на свежий воздух и шли до парковки. У Яна был черный шевроле и он иногда подвозил меня до дома, если не подвозил какую-нибудь из девчонок. Он рассказывал разные истории, которые случались в клубе до моего появления. Он знал практически все обо всех. Таким образом, я понял, что Стас «классный, красавчик, круто танцует и работает юристом» еще до того, как увидел его…
Никогда не верил в чушь про любовь и про то, как это бывает. Гром среди ясного неба, дрожь в коленях, сердце в пятках… Но, в целом, было очень похоже.
В тот вечер после разминки, мы с Яном у дальней стены зала трепались не помню уже точно о чем. Ян рассказывал очередной случай из своего колледжа, вдруг замолчал, просияв самой обаятельной своей улыбкой, и кивнул куда-то за моей спиной, я обернулся.
Тут могла бы быть замедленная съемка.
Он был совсем не таким, как остальные тренеры, которые мне встречались… Он был вообще ни на кого не похож. В наше время таких нет, словно он слез с ленты старого американского фильма. Классическая стрижка, аккуратно выбритые виски, черные волосы, лицо с прямыми чертами, будто начерченное острым карандашом на бумаге… да это просто невозможно описать. Не только в красоте дело.
Наверное, я влюбился уже в тот момент, когда он протянул мне руку и улыбнулся.
Позже я узнал его лучше. И больше чем внешность, очаровывала его манера общаться. Крепкое рукопожатие, ровный, спокойный голос. Четкие замечания. Во время занятий, он шутил, спрашивал «как настроение?» и «как дела» и особенно… он умел сказать так, что хотелось из шкуры выпрыгнуть, но доказать, что можешь... стать лучшим. Для него.
Я всегда мечтал танцевать только для него.
1 глава
Если бы я захотел кому-то рассказать свою историю, то я бы не смог придумать ее начало. Так бы и пришлось начать с середины. С какого-то из дней, когда я так же тихо и мучительно жил со своими мечтами.
Бессмысленно описывать день за днем, потому что все они у меня одинаковы. Говорят, что со временем пелена влюбленности должна упасть или хотя бы проясниться, но со мной ничего такого не случилось. Я просто живу с этим. И больно и хорошо одновременно. Мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет, стал ездить каждое утро на метро, днем занимаюсь, изредка гуляю с друзьями, вечером хожу на танцы, выходные чаще всего провожу с братом. Раз в месяц мы ездим к родителям на ужин. Иногда Костя находит нам с партнершей работу, и мы танцуем на праздниках за деньги. Деньги, кстати, неплохие, на карманные расходы хватает.
Такова моя жизнь, можно рассказать в двух предложениях. Обычная жизнь. Я не знаю, как можно быть довольным или недовольным чем-то в такой благополучной и спокойной жизни. Но иногда я стал делать такое, чего никогда не делал в детстве, и это говорит о многом... Иногда я прямо посреди дня останавливаюсь, бросаю все дела, ложусь на диван, закладываю руки за голову и смотрю в потолок. Мне кажется, в эти минуты я растерян как никогда, я лежу с открытыми глазами, и пустота вытекает из них, пустота, растерянность, одиночество. Так, наверное, проявляется взросление.
Наверное, каждый человек выделяет эту часть своей жизни отдельно. Вот в голове у него череда дней рождения, вечеринок, этапов поступлений, разных рабочих мест… и параллельно всему этому – личная жизнь. Сгустками, пятнами эмоций, выветренными временем, но все еще живыми, похожими на дышащие блеклые бусины. И эта нитка с бусинами, когда мы начинаем понемногу вытягивать ее, становится ярче на свету, одно воспоминание ведет за собой другое, так же и то, что ты хотел бы забыть навсегда, то, что, кажется, было уже не с тобой.
Я всегда думал, что эту нить воспоминаний нужно доставать только в одиночестве, ведь в ней всё… всё самое прекрасное и мерзкое, что есть глубоко внутри человека. Очень глубоко внутри.
Моей первой сексуальной фантазией был брат.
Я, наверное, был еще в пятом классе, когда подумал об этом. Мы всегда очень близко общались, несмотря на пять лет разницы в возрасте. Когда мы, бывает, дрались, в шутку или всерьез, его прикосновения были уже не такими как раньше. Из-за учебы и танцев у меня было мало времени, чтобы размышлять о том, насколько это неправильно. Мне нравилось представлять себе, как он приходит в мою комнату, когда я делаю уроки, и неожиданно целует меня. Или залезает ночью ко мне под одеяло. Сначала фантазии были вполне невинны, потом уже я стал более любознателен. Но, как бы то ни было, инициатором во всех моих фантазиях всегда был брат, а я подчинялся его желанию. В реальности, конечно же, ничего такого не было.
Когда я был в восьмом классе, у нас в клубе целый сентябрь занимался парень, от которого я не мог оторвать глаз, успокаивался, бегая в раздевалку за водой. Это было тяжелое время, я тогда всеми изощренными способами отлынивал от танцев. Притворялся больным. Только маму трудно было перехитрить. Сейчас я не вспомню даже как его звали. В школе было, конечно, увлечение одноклассником, но совсем недолго. Мы поцеловались один раз после кислого пива в подъезде и потом стали хорошими друзьями, мой интерес к нему абсолютно пропал. В танцевальном лагере летом после девятого мне показалось, что мне понравилась девочка. Точнее я так на это надеялся, что почти убедил себя. Около меня всегда было много влюбленных девушек, говорю без всякого хвастовства, потому что не горжусь этим. Со временем я научился держать их всех на расстоянии. А эта девушка была довольно необычной и очень настойчивой. В конце концов, я не знал уже как ей отказать, и она лишила меня девственности в холодной темной раздевалке сразу же, как все ушли после тренировки. Не могу сказать, что мне было хорошо. Но я был рад, что это случилось. Опыт для меня всегда был очень важен. Потом мама купила кассету с фильмом «Грязные танцы». Она обожала всё, что связано с бальными танцами. И я влюбился в Патрика Суэйзи. Он был настолько великолепен, что на какое-то время мысли о нем заменили даже мои любимые фантазии о старшем брате. Я до сих пор очень люблю этого актера. Его имя, лицо и то, как он двигался, танцуя, всегда будет связано для меня с моим детством и школьными годами.
Я начал лучше контролировать себя, когда гормональный всплеск поутих. Мне стало проще жить. Я очень мало думал о любви, о сексе. Это казалось мне второстепенным. Я думал, что, может быть, любви вообще не существует или же это сильное преувеличение обычных чувств особо впечатлительных людей.
Ну вот в общем то и всё обо мне. Только ещё один случай, о котором можно рассказать подробнее, потому что рассказывать кроме этого не о чем. Из всей моей личной истории он выделяется особенно. Школьный приятель, Андрей, учился на год старше. Он был высокий, темноволосый, худой, как брат. Я поэтому и обратил на него внимание, что он показался мне похожим на Костю. Я с ним не общался, только здоровался. Компанией старшеклассников мы пару раз напивались с ним вместе на школьных дискотеках. Я, конечно, всегда выделялся в лучшую сторону по шкале «хорошее поведение» среди своих сверстников, но попробовал и эту часть школьной жизни.
На выпускном вечере в школе меня попросили выступить, станцевать что-нибудь зажигательное. У нас с Натой есть любимый микс для таких случаев – румба, чача, пасадобль. Небалованной публике нравится, в особенности полупрозрачное, усыпанное стразами Наташкино платье. Я же выглядел, как настоящий мачо (так мне казалось тогда) идеально сидящие черные брюки, обтягивающая шелковая рубашка с глубоким V- вырезом и серебристая вышивка на правой стороне груди. Я даже сережку в ухо вставил, хотя это совсем не вязалось с образом, и мать была категорически против. Но я посчитал, что это ужасно круто.
Андрей был ведущим в тот вечер. Самое большое его достоинство было это красивый, низкий голос, с приятным тембром и богатый интонациями. Все от него тащились, не скрывая, и учителя и девушки. Директриса постоянно привлекала его за это к общественной деятельности. Ежегодные КВН, звонки, выпускные… В общем, я с моими танцами и он с его голосом, мы были в одной упряжке принудительно социально-активных учеников.
Я наблюдал за представлением из-за кулис, и попутно смотрел на Андрея, мне нравилось, как он свободно вел себя на сцене, с каждым годом он выглядел все выше и уверенней. В конце концов я заметил, что по росту он меня слегка перегнал, а я не такой уж маленький, метр восемьдесят. И что-то в нем было не так, я это чувствовал. То есть, я даже это отчетливо видел, просто не привык тогда еще доверять своему чутью.
В маленькой комнатенке, где все переодевались и толкались в ожидании своего выхода, мы все провели большую часть вечера. Я развлекал ноющую Нату. Ей было душно здесь, воняло лаком, ее затылок ныл от сильно стянутых сзади волос, она хотела пить. Андрей тихо переговаривался с ди-джеем. Я утешал Наташку, а потом, когда обернулся, увидел, как он пьет минералку, запрокинув голову, в профиль, и кадык ходил ходуном, а на висках блестела испарина, и воротник черной рубашки у него намок. И я тогда подумал, что, пусть он мне, в общем-то, и не нравится, но из всех, кого я знаю, с ним я, пожалуй, хотел бы заняться сексом. У меня жарко скрутило внизу живота от этой мысли. Я раньше никогда не был так близок к этому, к взрослому. И никогда не был так уверен, что этот парень неотрывно пялился на мою задницу, а не на то, что показывало прозрачное платье моей партнерши. Когда я чуть позже случайно поймал его взгляд украдкой, мне стало не по себе. И я испугался. Чувствовать себя добычей или объектом это было непривычно, и как-то… не по мне. Я подумал, что не буду обращать на это внимание, но тут вмешалась судьба и распорядилась мной без спроса, без вариантов, как с той девочкой из танцевального лагеря.
Вышло так, что я забыл свои дорогие запонки от костюма там, где мы переодевались, и мне пришлось тащиться обратно в актовый зал, откуда уже все ушли. Я очень надеялся, что их никто не уволок. Мама бы очень расстроилась. В углу сцены копался Андрей, собирая какие-то бумажки. Он обернулся на звук шагов и улыбнулся мне.
- Ну как настроение?
- Нормально… - я поднялся на сцену и остановился, задумчиво глядя на него. Он в ответ смотрел на меня так, как будто знал обо мне всё, даже цвет моих трусов. Заинтересованность сквозила из всех черт его нессиметричного лица и была бы оскорбительна для любого нормального парня. Значит, он тоже раскусил меня.
- Ты хорошо танцуешь, - сказал он этим своим красивым голосом, от которого мурашки бежали по телу, и прищурился, как бы раздумывая, прежде чем предпринять что-то сомнительное. Потом неожиданно схватил меня за руку и широко улыбнулся, я вздрогнул, парни мне так ещё никогда не улыбались, и я почувствовал, что со мной происходит сейчас нечто очень важное, нечто, так необходимое моему собственному «я».
- Видел пару минут назад твои запонки в аппаратской, - голос стал на тональность ниже, чем обычно.
Я получал удовольствие от его голоса, и четко знал, куда несут меня ноги. Мне было любопытно. Поэтому я сотни раз потом обдумывал все, и был уверен, что пошел на это сознательно Он уверенно потянул меня за собой в маленькую комнатку с аппаратурой, я не успел опомниться, как он закрыл дверь на защелку. Посмотрев на мое невозмутимое лицо, он рассмеялся и подошел ко мне вплотную, как бы невзначай зацепился пальцами за пряжку ремня. Передо мной был сейчас другой человек. Незнакомый. Зрачки расширены, веки покраснели. Не очень-то приятное зрелище, немного пугающее. И растерянность снова охватила меня. Стоит ли мне делать это? Словно в полусне я услышал:
- А я ведь давно за тобой наблюдаю. А ты, оказывается, сам… Так не будем время терять?
Я сразу почувствовал жар его рта. Я буквально задеревенел и не мог ответить, его настойчивые, скользкие и какие-то собственнические губы раздражали меня все сильнее, но потом он вдруг чувственно задел языком мой язык и по телу скользнула искра удовольствия. Такого животного, пошлого удовольствия, неестественного, без примеси какого-либо чувства, кроме похоти. Я не знал, что так бывает. Все произошло почти на уровне рефлекса. Я вцепился в его темные волосы, притягивая еще ближе, подумав вдруг, что у брата они были бы такими же даже по длине. Желание быстро нарастало, и мне уже не нужно было решать, как поступить. Я решительно перехватил инициативу в поцелуе, а он неожиданно быстро сдался, позволив мне делать всё, что я смогу. Мы оказались без одежды на продавленном старом диване с драной обивкой, на котором я просидел с Натой целый вечер, ожидая пока окончится шоу. И мог ли я знать, что он будет так отвратно скрипеть остатками пружин, пока я буду неловко и очень страстно в первый раз в жизни заниматься сексом с мужчиной? Думаю, без хорошей растяжки, Андрею было больно, но он кончил с громким криком. Я ведь уже упоминал, какой сексуальный его голос? Мне до сих пор иногда вспоминаются эти возбуждающе низкие стоны и вздохи... И я понять не могу, как никто нас не застукал после такой своеобразной музыки, наверное, нам очень повезло. Очень повезло. Конечно, после случившегося, я был очень доволен собой.
И, в общем, хоть некоторые угрызения омрачали душу, но в то же время я был рад. Я думал, как хорошо, что у меня уже есть опыт, и хорошо, что обошлось без продолжений и последствий, потому что Андрей выпустился, и мы не встречались больше. В одиннадцатом классе потом у меня был только один случай личного характера, но я о нем вспоминать не хочу, как я уже говорил, об этом ни за что и никому не рассказывал, кроме брата. Ну а потом я увидел Стаса… и пропал для общества, для всяких подростковых приключений и вообще чего-либо не связанного с ним и танцами.
Так и не заметил, как рассказал в двух абзацах всю свою интимную жизнь. Похвастаться нечем, но какая есть. Да… нечего больше рассказать.
А если бы я вел любовный дневник, я бы писал туда все слова, которые мне говорил Стас на каждом занятии, типа по порядку: «Добый день», «ну, с чего начнем?», «опять хотите фокстрот? Надо на танго композицию обновить», «Локоть, Артур», «Хорошо, Артур», «Артур, вот здесь ты ногу недотягиваешь», «уже лучше, молодец», « еще раз», «с самого начала», «с угла»… и так далее…
* * *
Неделя проходит незаметно. Учеба поглощает с головой. А с последним снегом я ошибся, в этом году зима решила задержаться еще на несколько недель. Я пью молоко и проглаживаю утюгом складки на брюках, когда звонит домашний телефон, и Костя из прихожей орёт: «Возьми трубу».
Звонит моя партнерша.
- Я сегодня не приду на занятие. Позвони Стасу, отмени, окей? – слышно как в комнате Наты поёт Мадонна.
- А что случилось? – я тупею от неожиданности и внезапного понимания, насколько сильно всю неделю ждал выходных, чтобы увидеть Стаса.
- Да так. Приболела немного.
По ее голосу ничего не определишь, но я уверен, что она вполне здорова. Вредное, нехорошее чувство поднимается изнутри, однако я сдерживаю его.
- Слушай… - с силой накручиваю провод на палец, - если дело в деньгах, то я могу…
- Нет! – обрывает раздраженно. - Я болею. Собираюсь проспать целый день. Так что сегодня пропускаем, можно мне хоть одну неделю отдохнуть, а? Я думаю, что можно. В общем, мы договорились? Пока.
- Э… пока...
Кладу трубку. Смотрю на нее, словно впервые вижу. Красная, гладкая, на ней овальные блики и пластмасса теплая от моей руки. Номер Стаса я помню наизусть, но я понимаю, что звонить не буду. Не буду. Я иду доглаживать брюки, у меня какое-то странное предчувствие, как предчувствие падения, когда ты опускаешь голову и видишь кочку у себя под ногами, и прежде чем споткнуться и упасть ты успеваешь подумать «Черт!» и представить, как больно будет пропахать носом асфальт.
Костя надевает куртку в прихожей и видит меня в проеме двери.
- Чего такой опущенный? – с улыбкой спрашивает.
- Так… - лицо брата вполне спокойное, но я уже знаю, что он заметил и волнуется, иначе бы просто ушел. Я подхожу и неожиданно для самого себя хлопаюсь лбом в его плечо. Он не двигается, только мягко обнимает меня одной рукой, и вдруг я понимаю, что слова застряли в горле, и я не могу выговорить ни звука. Да я и не знаю что сказать. Что мне паршиво? Это итак ясно. Что мне надоело сходить с ума и думать постоянно об одном и том же человеке? Что я ненормально одержим? Что я гребаный пидор, поэтому не могу даже думать о взаимности, потому что я чертов реалист, который даже в своих сексуальных фантазиях всегда предельно приземлен и скептичен?
Я не могу сказать то, что вертится на языке, ведь это звучит противно и жалко, как в мелодраме. Костя молчит.
- Иногда мне хочется сломать ногу… чтобы больше не танцевать. – Говорю я. наконец. И мне кажется, что этим я выразил все, что хотел. Только тошнит от драматичности сцены.
Я вздрагиваю, когда Костя кладет ладонь мне на затылок и успокаивающе гладит, как мама в детстве.
- Думаешь, это не настоящее? – тихо спрашиваю я. - Думаешь, я все это придумал, как безмозглая старшеклассница?
- Думаю, что у тебя все будет хорошо. – Произносит он после паузы.
Я выдыхаю. Он отстраняется, подмигивает, и, не давая мне опомниться, рывком застегнув молнию на куртке, выходит за дверь.
А я чувствую, что мне стало легче и с улыбкой смотрю на это поспешное бегство. Но я ему верю.
Через пять минут я уже бегу по скользкой подмороженной улице с сумкой на плече. Мне почему-то хочется скорее увидеть Стаса и кажется, что случится что-то хорошее. Я знаю, что это все влияние весеннего воздуха, но это не делает меня менее влюбленным. Наташка не придет и тренировки не будет. Но, по крайней мере, я его увижу и уже совсем скоро.
Во дворце Молодежи темно и тихо. Выходной. Гулко отдается каждый шаг, пока я поднимаюсь на третий этаж, мимоходом посмотревшись в зеркала. Волосы растрепались, но мне кажется, что в зеркале, когда я пробегал мимо, отразился кто-то другой. Не я, а незнакомый парень, мальчишка. Я бросаю сумку и куртку в раздевалке и заглядываю в зал. Там никого. Горит одна лампа в углу, остальная часть помещения тонет в темноте, за огромными окнами снизу едва видны мутные пятна фонарей. Я закрываю дверь и заглядываю в тренерскую.
- Привет…
2 глава
Медленный фокстрот - это длинные линии, непрерывное, плавное поступательное движение, сдержанная сила и полет. Этот танец считается трудным, так как требует хорошего равновесия и постоянного контроля за каждым движением. Чтобы исполнять его грациозно, партнеру и особенно партнерше нужна длительная тренировка. Медленный фокстрот требует большого пространства, и на небольшой или забитой парами площадке танцевать его довольно трудно.
Благодаря моему маленькому обману, мы проводим вместе почти час. Мы ждем, когда придет Наташа, сидя на кожаном диване в тренерской. Я постукиваю каблуками черных бальных туфель, мягкая кожа на сгибе уже потрескалась, хотя туфли новые. Я немного смущен. Стас листает записную книжку и говорит со мной. Играет тихая музыка. Он смешно и ненавязчиво рассказывает о том, как начал танцевать в пятом классе, и как ненависть к танцам переросла у него в профессию. Я спрашиваю, и он перечисляет разные места, куда он ездил на конкурсы и выступления. Немного рассказывает о судействе. Ему не раз приходилось судить турниры между юниорами. Помню, как на одном из конкурсов он судил нас, и смотрел на нас так внимательно, серьезно, как и остальные судьи, но иногда мелькала улыбка, и мы понимали, что он гордится нами. Нам хотелось, чтобы он гордился. У меня даже сохранилась видеозапись, которую мама снимала на домашнюю камеру, как мы уходим с площадки, Стас встречает нас прямо у края паркета, что-то говорит, наверное, как обычно «Наташа, локоть» и быстро проводит по моим лопаткам ладонью. Такой невинный жест, который значит «держи спину», но у меня даже сейчас мурашки бегут по позвоночнику, когда я вспоминаю это прикосновение.
А теперь мы сидим в небольшой комнате, наедине. И мне с трудом удается убедить себя, что я имею право сидеть с ним рядом и разговаривать, как любой нормальный человек. Как Ян, например. Я привык соблюдать субординацию во всех сферах жизни, поэтому для меня это не так просто как кажется. От смущения мой взгляд все время цепляется за пепельницу на журнальном столике. Обе наши тренерши дымят как паровозы, и эта пепельница всегда переполнена. Она источает горьковатый терпкий запах.
Я не знаю о чем говорить, в неловкой тишине мне кажется, что у меня слишком громкое дыхание, и мне становится стыдно за то, что из-за моей прихоти Стасу приходится в свой выходной сидеть тут. На миг все кажется бессмысленным. Общие темы о танцах мы уже обсудили. Мне приходит в голову задать вопрос, который уже давно волнует меня.
- Как ты думаешь, у меня есть какие-то перспективы? В этом… плане… В плане танцев.
Стас задумчиво поворачивает голову, смотрит на меня. Наверное, ему часто задают такие вопросы. И кому как не тренеру знать ответ. Вот, например, Ян с Викой считаются у нас лучшими в латине. На всех городских конкурсах они на первых местах или в первой тройке. Еще пара по латине и три по стандарту считаются перспективными, и бывает так, что очень хороший партнер вытягивает партнершу или наоборот. Ян с Викой оба профессионалы, но вот если бы Влада поставили в пару с новенькой Леной, то они могли бы составить им достойную конкуренцию. Но Влад не хочет танцевать ни с кем, кроме Дианы, потому что они с ней встречаются и им нравится друг с другом. В их пасадобле такая страсть, что аж искрит, но не хватает техники. И тренер видит сильные и слабые стороны каждого танцора. Кого с кем лучше поставить в пару и на кого стоит тратить время на занятии.
- Ты можешь быть лучшим, если захочешь, - неожиданно говорит Стас.
Я настолько не ожидал это услышать, знали бы вы, что происходит у меня в душе. Он сидит так близко, и его взгляд направлен прямо мне в душу, как будто он прожигает меня до самого сердца, и плавит все внутри. Мне неестественно жарко. Я впервые замечаю необычный теплый карий цвет его глаз, немного насмешливых, но таких внимательных, и мне на секунду кажется, что в этом взгляде что-то есть, что-то скрытое. Я едва слышу, пока он продолжает:
- Но ты не хочешь, вот в чем беда. Хотя, может, это и хорошо…
Он отворачивается и смотрит в окно. Говорит рассеянно, словно много раз думал об этом:
- Дело даже не в технике… Танец должен быть красивым для того, кто его смотрит. Такой маленький спектакль пары для судей и зрителей, Артур… Но ты танцуешь сам для себя. И… можно сказать, что это твоя фишка. Мне нравится это в тебе. - тут он снова смотрит на меня, а я не знаю что сказать.
«Ему нравится… Нравится это во мне?…» - кровь пульсирует в ушах и сердце болезненно-сладко сжимается. И эта необычная откровенность между нами немного пугает. Я понимаю, о чем он говорит. Когда я смотрю записи профессиональных конкурсов и выступлений, меня самого немного коробит эта показательность, нарочитость почти всех движений спортивных танцев.
- Может, мне тогда стоило заняться брейком или балетом? – шучу я, после неловкой паузы, нарочно, чтобы рассеять очарование момента. - И Наташка бы не мучилась, и тебе бы не приходилось тратить на нас время.
Он смеется в ответ, кивает, потом вдруг без перехода резко хмурится. Я уже упоминал какое у него подвижное лицо? Он смотрит на тяжелые часы на левой руке.
- Ох, ладно, поздно уже. Она, наверное, не придет. Пошли-ка по домам.
И я послушно встаю, словно только и ждал команды, и иду переодеваться.
- У тебя день рождения в среду? – спрашивает он из открытой двери.
Я застегиваю свитер, и собачку заедает. Я напрочь забыл про свой день рождения!
- Ээ…ээ. Да. Надо же, я и забыл.
Стас почему-то интересуется:
- Будешь праздновать?
- Да нет, наверное. Может, съезжу к родителям…
- Понятно.
Мы закрываем все двери и выходим на улицу. С удовольствием вдыхаем полной грудью свежий весенний воздух, который и проясняет и кружит голову. Я смотрю, как Стас достает из кармана что-то маленькое и плоское, размером с зажигалку.
- Ты куришь? – удивляюсь я.
Он добродушно смеется.
- Только трубку.
Оказывается, это маленькая карманная щеточка для обуви. Стас нагибается и аккуратно чистит свои ботинки, хотя на вид они итак чистые.
И я осознаю, что мы с ним можем стать друзьями. Вот так просто. Я идиот. Это я, я сам, придумал какую-то пропасть между нами, непроходимую стену моего обожания. Я выдумал его недостижимость, глядя на него как на идол. А на самом деле Стас был бы не против, думаю, поболтать со мной за кружечкой пива.
- Ты где живешь?
- На Пушкина.
- Близко. Я сегодня не на машине, а так бы подвез.
Мы идем к остановке в уютном молчании, совсем рядом, наши локти иногда соприкасаются и у меня сбивается дыхание, я ни с того ни с сего тихо смеюсь. Он поворачивается, дружелюбно улыбается мне и снова смотрит вперед. «Я счастлив!» - от этой мысли немного кружится голова.. Воздух пахнет весной. Кажется, что я попал в какой-то чудесный сон, и я не понимаю, как можно быть настолько в эйфории, когда легкие наполняются искрящимися звездами из бенгальских огней, как можно не умереть от счастья.
Когда мы останавливаемся среди кучки ожидающих трамвая людей, Стас поворачивается ко мне всем телом, и я украдкой разглядываю его лицо, притворяясь, что просто вежливо смотрю на собеседника.
- А знаешь что. – Он задумчиво проводит большим пальцем по подбородку, и весело щурится. – Могу в среду угостить тебя чем-нибудь в качестве поздравления. У меня нет занятий. Хотя, можно и в четверг, если на среду у тебя планы.
- Что? Нет, в среду нормально! Звучит здорово.
- Хорошо, до среды. Наташке привет.
Он пожимает мне руку, быстро и крепко, не обращая внимания на то, что моя ладонь словно деревянная. Я смотрю, как он кэпс-локом обходит лужу, и ловко запрыгивает на ступеньку трамвая.
Все произошло так быстро, или это я настолько медленно соображаю, что удивляюсь, только когда трамвай скрывается за поворотом, а ладонь все еще горит от тепла его руки.
* * *
Он целует меня. Нежно, настойчиво, скользя по моим губам и проникая в рот, лаская мой язык. Я тянусь ему навстречу, чтобы обнять, притянуть ближе, но он словно ускользает, только его губы, такие восхитительно волнующие продолжают целовать меня. Я не могу открыть глаза, но чувствую горячие прикосновения и вздрагиваю от желания. Губы горят. «Только не прекращай», - умоляю я, молча. Мне удается обхватить его лицо руками, чтобы быть уверенным, что эта пытка удовольствием не закончится так быстро. Но он вжимает меня в кровать своим телом и я кончаю, беззвучно постанывая, глаза разлепляются, и я просыпаюсь, нехотя выныриваю из волшебного сна. В комнате серый утренний свет, мягкие тени от мебели словно пушатся, и очертания предметов до раздражения реальны, как бы указывая мне - это был всего лишь сон. Я вздыхаю, убираю взмокшее одеяло вбок, потягиваюсь до хруста в костях. Надеваю домашние штаны и иду в ванную.
- С днем рождения! – вопит Костя с кухни, услышав, как хлопает дверь.
Сегодня он делает мне завтрак, хотя обычно готовка - моя обязанность. Без всяких затей, брат всегда на праздники дарит мне деньги, зная, что они мне нужнее любых подарков. Пока я ковыряю вилкой колбасу, от волнения почти нет аппетита, Костя целует меня в макушку, что довольно необычно для него, потом уходит на работу. Я долго сижу на кухне, не обращая внимания на то, что еда и кофе остывают. Мне нравится неторопливо прокручивать в голове смутные воспоминания о том, что приснилось.
Солнце поднимается выше, проникает сквозь тонкие занавески в комнату, отсвечивает на белом кафеле и бесцветных обоях. Мне приходит мысль, что жизнь полна простых чудес и неимоверно прекрасна, я думаю о сегодняшнем вечере, о том, стоит ли еще раз сходить в душ. Праздничное настроение настолько сильно, что в животе покалывают искорки восторга, расшевеливая смутное беспокойство. Я совершенно не представляю чего ждать от сегодняшней встречи со Стасом. Мысль о том, что до неё еще целый долгий день сводит с ума и даже вдыхаемый воздух, кажется, весь состоит из волнения.
Я впервые решаю забить на пары и даже, что очень серьезно, на родителей. Я знаю, как будет проходить сегодняшний день, если все пойдет по сценарию. Мама приготовит мой любимый торт, накроет скатертью старый кухонный стол, расписанный ею еще двадцать лет назад. Папа достанет из шкафа коробки с видеокассетами, на каждую из которых наклеена бумажка, и мелким неровным почерком то ручкой, то карандашом подписаны даты, места и названия наших конкурсов и выступлений. После работы придет брат, принесет бутылку хорошего вина, в котором ни я ни папа с мамой ничего не понимают. Мы сядем перед телевизором, и будем просматривать кассеты, смеясь, перематывая на самые интересные кусочки. Брату быстро станет скучно, но он будет терпеливо смотреть видеозаписи вместе с нами, ухаживать за мамой, часто выходить покурить. Потом, наконец, настанет время ехать домой, и начнутся долгие уговоры матери переночевать у них. Наши долгие отговорки, оправдания, споры, мелкие уколы жалости и стыда перед родителями. Немного расстроенные и притихшие мы вернемся домой, покурим и ляжем спать. Вот так и закончится этот день. Заканчивался последние несколько лет.
Но только не сегодня.
Задумчиво теребя пальцами нижнюю губу, я размышляю, что надеть. Вчера Стас позвонил мне и спросил, во сколько заехать, еще он сказал, что я могу пригласить друзей, что я, конечно же, проигнорировал. Можно надеть джинсы, правда, я настолько привык ходить в брюках, что в одежде, которую не надо гладить, чувствую себя кем-то другим. Но именно это мне и нужно сегодня, как я понимаю, я должен вылезти из своей шкуры.
Может быть, стать кем-то отчаянным.
Звонит телефон.
Сначала звонит Ян, развязным голосом предлагает прогуляться вечером, он недавно откопал новый «понтовый» бар, где у него теперь есть знакомый бармен, а еще есть знакомые девчонки, которые сегодня тоже не прочь повеселиться. Я отказываюсь. Звонит Наташка, поздравляет и извиняется за то, что и в воскресенье и в последующие два дня не ходила на танцы. «С меня сюрприз», - говорит она. Я фыркаю в кулак. Сюрпризы от этого человека не интригуют, а скорее пугают. Потом звонит тетя, потом приятельница мамы и еще какие-то люди. Каждый раз я снимаю трубку и сердце сладко сжимается – кажется что сейчас я услышу его голос. Но каждый раз это кто-то другой. Звонит бывшая партнерша, одноклассник, друг из универа, почти все в неестественно приподнятом настроении, почему-то зовут меня куда-то и радуются. Создается ощущение, что у меня огромная куча друзей. Потом звонит бабушка, ласково сетует, что я уже почти год не заходил в гости. И звонит папа.
Маму положили в больницу.
* * *
Нет ничего странного в том, что люди болеют. Я вообще удивляюсь, как такой сложный и хрупкий человеческий организм может пережить столько напастей и иногда даже держится несколько десятков лет. Но когда я слышу, что у мамы, ни с того ни с сего, было давление выше двухсот и приступ, мне кажется это странным. Чьей-то не смешной шуткой.
Когда я еду в маршрутке, медленно ползущей сквозь запруженный машинами город, я чувствую пустоту и тихую, зудящую, как мелкое насекомое, злость. На пробки, людей, сжимающих со всех сторон, в своих мокрых куртках и плащах, со своими волосами влажными от дождя, с их специфическим запахом. Почему-то именно чужие волосы, не тела, голоса и лица, раздражают больше всего. Их запах. Я злюсь на папу, который не сказал мне сразу, когда это случилось. Брат тоже, наверняка, давно знал, что у мамы проблемы с сердцем. А эти бестолковые врачи, которые не заметили сразу, что давление очень сильно превышает даже повышенные показатели. Почему в этой дурацкой стране нет нормальных врачей, которым можно доверить свою жизнь?
Я вываливаюсь из автобуса под мелкий противный дождь, иду, смутно вспоминая дорогу до больничного городка. Едва перебираю ногами, они словно не хотят двигаться, словно набитые соломой. Я считаю про себя: «Раз, два, три, раз, два, три» в ритме венского вальса, который я не люблю, но темп ускоряется и ускоряется, как виток за витком накручиваются круги танца, я уже бегу, низко опустив голову, как будто это может помочь мне укрыться от дождя.
В больнице мерзко.
На лестничном пролете мальчик с перевязанной ногой, курит вонючие сигареты, вытряхивая пепел на пол и в полную коричневой жидкости банку. С ним рядом дымит дядька в верхней одежде, должно быть отец. Они деловито переговариваются.
В палате у мамы неопределенного оттенка зеленые стены, тумбочки, как у нас были в детском спортивном лагере, восемь железных кроватей и все заняты. Ничего общего с тем, что обычно показывают в русском кино. А я, кстати, ни разу до сих пор не бывал в больницах.
Целых полчаса мы сидим и ждем, пока маму приведут с каких-то анализов.
Она не вспоминает про мой день рождения, зато несколько раз называет меня «Костенька» и «Славик», Славик - это папа. А отец, отведя меня в сторонку к окну, переминаясь и сомневаясь, говорит:
- Артур… Я знаю, Костя подарил тебе денег. Ты можешь одолжить на пару недель? Маме прописали много…чего.
Я вижу, как ему трудно это сказать, и мне самому почему-то ужасно неловко. Я лезу в карман.
- Конечно, конечно, ты еще спрашиваешь…
Я тороплюсь, мне кажется, что если не достану эти деньги сейчас, они просто испарятся. Но мои пальцы находят только мятые автобусные билеты и несколько монет. Я помню, что точно брал деньги с собой. Я предполагал, что может возникнуть какая-нибудь непредвиденная ситуация, и перед выходом положил их в карман куртки. Но там ничего.
- Их нет, - я начинаю уже всерьез нервничать, срываю куртку, чтобы обыскать ее как следует. Я выворачиваю карманы и мелкие мятые бумажки летят на серый больничный пол.
Деньги украли, скорее всего, в маршрутке. Народу было битком, все пихались, входили и выходили. Так что сделать это было проще простого. Я сам виноват, что совсем забыл про них.
В пять часов заканчиваются часы посещения, пасмурно, и по всему городу пробки. Кажется, что день подходит к концу. Мой, вообще-то, день рождения. Мы прощаемся с отцом, которому в другую сторону. Во рту у меня плотно засел горький противный комок. Я иду домой пешком, через полгорода, уже не обращая внимания на то, что за шиворотом мокро, в ботинках хлюпает, и кажется, из глаз тоже вот-вот потечет. Не из-за денег, конечно, из-за того, что раз в жизни не смог помочь, когда отец попросил. Из-за того, что по собственной глупости отдал кому-то заработанное братом тяжелым трудом. И еще у меня перед глазами все еще стоит выражение маминых растерянных подслеповатых глаз, словно ищущих чего-то и не способных разглядеть.
Мне все равно, что бы сейчас ни случилось, хуже уже не будет. Только подойдя к двери подъезда и несколько мгновений пялясь на замок, я понимаю, что связки ключей в карманах тоже нет. Глупо. И смешно, кстати. Я думал такое только в кино бывает, когда как домино все падает одно за другим. Холодно. Сыро. Плохо.
Дождя уже нет, но какая разница.
Я стою спиной к стене у железной двери, спрятавшись в капюшон и втянув голову в плечи. Жду, что кто-нибудь выйдет и запустит меня в теплый подъезд. Я совершенно ни о чем не могу думать, кроме холода, проникающего, кажется, прямо сквозь намокшую одежду. Пальцы начинают болеть, я с трудом могу ими пошевелить. Я знаю, что после девяти часов вернется брат и впустит меня в квартиру. Он не будет нервничать из-за ключей, только покачает головой и уйдет на балкон курить. Слезы подступают как-то сами собой, когда я уже успел порадоваться, что хотя бы не разрыдался позорно. Как это жалко, стоять у подъезда и беззвучно цедить слезы, когда сердце сжимается от боли и вины, тело дрожит от холода. Жалок, безнадежно жалок. Девчонка, слабак, влюбленный идиот. Влюбленный? Правда ведь… Надо же, а я почти на целый день забыл о нем. И словно наказание мне за слабость, хлопок двери автомобиля, шаги и знакомый голос, удивленный.
- Артур? Это ты?
Я поднимаю голову. Это Стас, в черном пальто, без шапки, без перчаток, только что из тепла, недоверчиво рассматривает меня.
- Привет. Ты чего тут стоишь?
- Привет…
Я не замечаю, что слезы продолжают течь по моему лицу, отталкиваюсь от стены, снимаю перчатку, пожимаю его руку, обжигающе теплую и живую. Смотрю на него. Никогда не видел на его лице такого серьезного, обеспокоенного выражения, словно он впервые видит меня и пытается поверить, что я тот самый человек, за которым он приехал, как и договаривались, в шесть часов. Представляю как я выгляжу сейчас: посиневшие губы, слезы… Закрываю глаза, умоляя мироздание помочь мне бесследно провалиться сквозь землю.
- Я не могу попасть домой.
- Потерял ключи?
- Да.
Стас улыбается с видимым облегчением, мягко подталкивая меня за плечо к машине.
- Ну, это не страшно. Пошли. Отвезу тебя куда захочешь. Где живут твои родители, родственники?
- Нет.
Мне уже все равно, я чувствую себя отчаянным.
- А можно к тебе?