Если бы у меня был брат

[treasure-chest]

очередное порождение извращенного ума) раз в полгода я стабильно выдаю такие штуки)

фандом: Отблески Этерны
персонажи: Лионель/Эмиль Савиньяки, Дик
рейтинг: NC-17
жанр: pwp, кинк, кинк, кинк!!!
дисклеймер: все принадлежит В.Камше.
саммари: сказка о том, как разрушилась еще одна мечта Повелителя Скал. Ну а по сути: братья Савиньяки извращаются, Дикон подглядывает и получает удовольствие)
предупрежение: Все, что я пишу, это обычно мои кинки. То есть, если это БДСМ, то мягкий и приятный, если твинцест, то такой, как нравится мне. А над Диконом немного поиздевалась, хе-хе.


Слуга пропустил юношу в особняк без доклада. Оруженосца Первого Маршала здесь знали хорошо. До сего дня он несколько раз уже бывал в кабинете Лионеля Савиньяка вместе с эром, поэтому Ричард сразу, не раздумывая, взбежал на третий этаж. Он очень торопился. Алва сказал, что дело срочное и письмо нужно доставить немедленно. Однако, сделать все быстро не получилось. Едва Ричард прискакал во дворец, ему сообщили, что герцог Савиньяк отбыл домой со службы два часа назад.

Юноша пересек роскошную приемную и остановился перед дверью в кабинет. Громко постучал. Ответа не последовало. Ричард снова постучал и крикнул: «Срочное послание от Первого маршала!». Тишина. Дикон нетерпеливо переступил с ноги на ногу и огляделся. На стене висело огромное полотно, изображающее семейство Савиньяков. Очевидно, новое, раньше Дикон его не видел. Картина была написана с явным мастерством. Какая у них красивая мать, роскошная женщина с умным взглядом! А Арно тут кажется более взрослым, чем в Лаик, но будто совсем не изменился, и такой серьезный. Старшие Савиньяки стояли рядом, одетые в одинаковые одежды они были почти неразличимы. Ричард залюбовался. Он всегда думал, что если бы у него был брат, он был бы в два раза счастливее и никогда бы не знал одиночества. Нелегко быть старшим сыном в семье, где только одни девчонки! В Лаик, лежа на жесткой холодной койке и едва сдерживая слезы, Ричард завидовал братьям Катершванцам. А потом частенько и Савиньякам, которые все время были неразлучны, если в Талиге не было войны. С тех пор как Дик по-настоящему познакомился с Эмилем, а потом немного и с Лионелем, он проникся к ним симпатией и уважением. Эти люди достойны быть слугами Талигойи, а не псами Олларов. Иногда перед сном после особо веселой пьянки с эром и его друзьями Ричард представлял себе как было бы здорово, если бы у него был брат-близнец, ведь нет в мире, наверное, более понимающего и внимательного друга, чем единоутробный брат в жилах которого течет твоя кровь. Доказательством этому были старшие Савиньяки. Ричард не раз замечал, как братья заботятся друг о друге, привычно, совершенно не придавая этому значения. Или как они дружелюбно подкалывают друг друга, смеются только им понятным шуткам. Эта дружба не такая как у них с Налем, и не такая как с Катариной или покойным Феншо… Это отношение равных во всем. У Дикона никогда не было такого друга и как же порой ему этого не хватало. Периодически он сожалел о том, что все время забывает написать Арно. Может, у них бы получилось так по-настоящему подружиться…

Ричард устал ждать и, для приличия постучав еще раз, толкнул дверь кабинета. Она оказалась не заперта! Кабинет выглядел странно. Непривычно. Обычно здесь царствовал свет и идеальный порядок, ни одной пылинки, ни одной бумажки не на своем месте. А сегодня тяжелые портьеры на огромных окнах комнаты были задернуты, и сквозь щели пробивался слабый свет. На рабочем столе старшего Савиньяка стояла бутылка черной крови с отбитым горлышком и старинный кубок, украшенный рубинами. Бумаги были заляпаны красным. Дик опустил взгляд и на полу в красной луже пролитого вина. Он похолодел. В луже лежала узкая деревянная дубинка с резной рукоятью. Дик даже смутно не представлял для чего и почему она валяется тут на полу в кабинете коменданта столицы… А так же, Дикон заметил и другие странные вещи, например, тяжелую металлическую цепь около дивана, какие-то непонятные ремни тут и там, обрывки батистовой ткани, должно быть с чьей-то рубашки. А что если лужа на ковре, это не вино, как он понадеялся, а настоящая кровь?? Святой Алан!
Ричард запаниковал. Что если с Лионелем что-то случилось. Что-то нехорошее… Надо скорее вернуться в дом Алвы и позвать Эра на помощь… Что если Ли захватили в плен? Дриксы или гаунау? Ли был в курсе многих тайн кардинала, что если они будут его пытать?? Надо скорее поднять тревогу! Дикон лихорадочно раздумывал, что ему делать, и чуть не подскочил, услышав резкий шорох за стеной.
Стыдно признаться, но он так не был испуган даже в Сагранне. Первым же порывом было спрятаться понадежней, и не важно куда, главное поскорее, и Дикон нырнул в огромной старинный шкаф, который являлся главным украшением кабинета и, насколько Ричард знал,, стоял всегда полупустым. Дверцы шкафа были наполовину стеклянные, поэтому, слегка согнувшись Дик был незаметен, а выпрямившись мог видеть почти всю комнату.
Дикон снова чуть не отдал богу душу, когда противоположная стена шевельнулась, поехала, поплыла… Ричард прижался спиной к задней стенке шкафа. Шорох, звон металла, тяжелые шаги.
- НА ПОЛ.
Приказ был отдан таким тоном, что Дик сам чуть не присел. Опомнившись, он понял, что голос обращался точно не к нему и что принадлежал он старшему Савиньяку, однако Окделлу еще никогда не приходилось слышать в нем настолько жесткие интонации. Именно поэтому он словно приклеился к полу. Приблизив нос к стеклу на дверце шкафа, Дик посмотрел наружу и так и застыл.
Лионель был жив, здоров, никто его не убивал и не похищал, но, Святой Алан, что тут происходит??!! Очень хотелось ущипнуть себя, и проверить не бредит ли он.

Лионель стоял около дивана, сложив руки на груди. На нем была рубашка, штаны, черные сапоги, он был полностью одет, в отличие от своего брата. Сначала Дик подумал, что это не Эмиль, это не мог быть Эмиль, но спутать эти светлые волосы и телосложение было невозможно, к тому же молодой человек повернулся профилем… Дик сглотнул, да, это был Эмиль. И более непристойной сцены Ричард в жизни не видел… Младший-старший Савиньяк сидел на полу у ног своего брата, запрокинув голову и преданно глядя ему в глаза. Его волосы были слегка влажные, он был полностью обнажен, и одежда не скрывала красивый изгиб спины и рельефные мышцы, которым Дик мог только позавидовать. Как же Эмиль был прекрасен, и как он был непохож на себя, скорее на персонажа с картин Диамни Коро. Окделл никогда раньше не видел на его лице такого выражения…
Звякнул металл, Лионель прошел несколько шагов и сел на диван, заложив ногу на ногу, солнечный луч блеснул на толстой цепи и Дик понял, что эту цепь, которую Ли небрежно держит в руке другим концом крепится к кожаному ошейнику на шее Эмиля. Медленно Ли вытянул руку, перехватывая цепь и потянул, притягивая брата за ошейник к себе. Прямо на коленях Эмиль подполз к дивану, Дик уже не видел его лица, но ему показалось, что он улыбается, но не обычной своей веселой и уверенной улыбкой, а какой-то пугающе алчной, но в то же время покорной.
А вот лицо Ли было вполне обычным, то есть по нему ничего нельзя было понять, выпустив цепь он запустил руку в волосы брата, прислонившегося щекой к его колену и грубо сжал пальцы, раздался тихий стон. Этот слабый звук показался Ричарду в полнейшей тишине словно крик, Дик боялся даже вдохнуть, полагая, что это будет звучать очень громко. Напряжение было невыносимым, как-будто воздух потяжелел в десять раз. Ли выпутал пальцы из волос брата и положил руку на диван.
Совершенно молча, как-будто так и надо, Эмиль отстранился, сел и, нагнувшись к сапогам брата, провел языком по черной блестящей поверхности от носка к голени. Дик почувствовал дурноту И жар. Ему казалось, что он сходит с ума. Обнаженное тело плавно двигалось, острые кончики взлохмаченных волос закрывали Эмилю глаза, язык скользил по глянцевой коже сапога, словно это была шея любовника, которую он с упоением ласкал… Лицо Лионеля было невозмутимо, но глаза совсем почернели, а ноздри хищно раздувались. Дик не знал, сколько это продолжалось.
- Достаточно, - произнес Ли.
Эмиль прекратил облизывать сапоги и сел на колени, повернувшись спиной к дивану, словно повторял это уже много раз и точно знал, чего от него ждут. Дик заворожено смотрел на его лицо, раскрасневшееся, пылающее страстью. Тяжелое дыхание вырывалось из приоткрытых губ.
Ли спустился с дивана и оказался за спиной брата, ладонь жестко прошлась по груди и сжала горло, Эмиль покорно запрокинул голову и закрыл глаза, когда Ли впился в его шею сзади. Он покрывал его плечи и спину цепкими, липкими, долгими поцелуиями-укусами, заставляли Эмиля кусать губы. Ричарду вдруг на миг показалось, что это он сам стоит там на полу, плывя от унижения и бешеного возбуждения. Словно это он на коленях, покорный и прикованный, погружается в чувственные волны удовольствия и боли. Дик моргнул и впервые решился посмотреть на член Эмиля, тяжело наклонившийся в бок, подрагивающий от движений Ли, горячая волна окатила юношу с ног до головы. Леворукий и все его кошки! Святой Алан, это безумие какое-то, Дик прислонился к задней стене шкафа, почувствовав за спиной жесткую ткань висящего мундира. В таком положении ему ничего не было видно, и он облегченно закрыл пылающее лицо руками. Требовалось срочно вспомнить как дышать. Раздался низкий полный страсти стон, и рука Дика невольно залезла в штаны. Дик крепко сжал себя, сам едва сдержав крик. Потом опомнился и выдернул руку. Нет, он не будет этого делать! Это низко и недостойно человека Чести! Новый стон, долгий и сладкий, и Дик снова поднялся на цыпочки, заглядывая в стеклянную дверцу.
Теперь картина изменилась.
На глазах Эмиля оказалась плотная повязка, крепящаяся кожаными ремнями, Дик был уверен, что ему теперь совершенно ничего не видно, полная чернота, как в небытие, как в закате, чудовищно, наверное, вот так вот оказаться во мраке без единого проблеска света, и все же… Дик не мог сдержать дрожи следом за Эмилем, когда Ли бережно уложил брата на пушистый ковер и стал целовать гибкое тело, чувственными движениями проводя по коже ладонями и губами, он знал это тело наизусть: грудная клетка, соски, кубики пресса, живот, тазовые косточки, бедра…
- Ли… - умоляющий стон. Эмиль ищет кисть брата, притягивает к своему лицу и жадно берет в рот его пальцы, облизывает их, Старший близнец усмехается, медлит немного, позволяя брату сходить с ума от жажды, а потом рывком за ошейник поднимает его, ставит на колени,. Из кармана Ли достает веревку и быстро перевязывает кисти рук за спиной близнеца. Дик навсегда запомнит эту картину: Эмиль стоит чуть наклонившись вперед с заведенными за спину руками, завязанными глазами и тяжело дышит, кусает губы, ждет, глубокие тени вырисовывают его тело во всех мельчайших подробностях и он так ошеломительно прекрасен. А Ли уже на ногах, ловко расстегивает штаны и достает свой член, как отстраненно замечает ошалевший от возбуждения Дикон, очень большой. Сердце стучит как набат, Эмиль находит губами горячую плоть брата и жадно всасывает, Ли вцепляется ему в волосы, и впервые Дик видит, как лицо старшего Савиньяка искажается страстью. Это поразительное зрелище, Дик не отдает себе отчета, что его рука давно уже в штанах и что даже под пыткой он сейчас не смог бы отвернуться и перестать дрочить. Ли с шипением выдыхает сквозь зубы, Эмиль двигает головой, видно, что он делает это хорошо, он берет так глубоко, что это кажется невозможным. Разве Марианна умела так делать? Хотя откуда Ричарду знать, у него то член гораздо меньше, чем у любого из Савиньяков… Влажные пошлые звуки, тихие стоны, и вот еще один низкий горловой стон, Дик покрывается потом… Кто это стонал: старший, младший или он сам? Или одновременно?
Вдруг порыв сильного ветра врывается в комнату, раздувая тяжелую ткань.
Пока Дик испуганно моргает, Эмиль перестает сосать член брата и теперь прижимая его рукой к животу, согнувшись облизывает мошонку, долго, тщательно и неторопливо… Как Ли умудряется терпеть это, не издавая не звука и не кончать, Дик не знал… Он сам давно бы уже… В общем, даже смотреть на то, как Савиньяк с явным удовольствием облизывает яйца своему брату было… было… ах… Дик прокусил зубами руку, чтобы не закричать, кончая, как же это было хорошо и страшно, перед глазами плясали разноцветные круги. Обессилено прислонившись к стене, словно оглохнув и ослепнув, Ричард приходил в себя. Словно возвращался из тяжелого и прекрасного сна или обморока. Устал…
Будут они трахаться или нет? – проскальзывает ленивая мысль. Интересно, Ли всегда «сверху» или бывает и наоборот?
Когда Дик выглядывает в свое «смотровое окошко», он видит, что братья уже вполне романтично целуются, стоя у стола. Поцелуй не подчиняющий, не яростный, как следовало ожидать после всего, что было до этого, а какой-то сладкий, словно братья решили немного передохнуть, чтобы потом снова вернуться к своей игре. Бутылка и кубок опрокинуты, как и все, что было на столе, Ли уже без рубашки, но все еще в штанах и в сапогах. Руки Эмиля развязаны и непрерывно скользят по сильным плечам, ему нравится ощущать каменные мышцы под горячей кожей, догадывается Дикон, Эмилю нравится эта сила и доказательство этой силы. Не отрываясь даже для того чтобы вздохнуть, они целуются, Дикону не видно как именно они это делают, но он видит, как они двигаются, непрерывно, словно качаясь на волнах, как трутся друг о друга тела. И он слышит бесстыдные звуки поцелуев, прикосновений и дыхания…И бедный юноша в шкафу чувствует, что снова возбужден.
Атмосфера меняется.
- Закатные твари! Давай! – вдруг требовательно шипит Эмиль, выходя из своей роли. Ли коротко смеется, расстегивает ремни, повязка с глаз падает на пол и граф Лакдэми подслеповато щурится, привыкая к свету. Он азартно улыбается и эта улыбка уже совсем Савиньяковская, отчего Дик вздрагивает. Как-то легче было думать, что этот Эмиль не совсем настоящий Эмиль и вообще на него не похож, но…
Братья вдруг пропадают из поля зрения и Ричард понимает, что они переместились к креслу, которое стоит в углу, а видеть это кресло из своего шкафа Ричард не мог, только самый самый краешек. Дик выругался почти что вслух и прикусил язык. Но на него никто бы не обратил сейчас внимания, судя по звукам, которые становились все громче. «Он уже вошел в него?» - лихорадочно подумал Дик, тут же устыдившись своего любопытства. Безумно хотелось увидеть как это происходит, однако чувство самосохранения все еще теплилось где-то внутри, и юноша понимал, что если он не выдержит и выглянет сейчас, то будущее Талигойи будет уже под большим вопросом. А такими вещами Ричард рисковать не мог… ведь не мог же…
- Нет, Ли, давай я вот сюда, вот так… Ооо…
Прижавшись щекой к стеклу, Повелитель Скал разглядел две пятки в сапогах на полу и две пятки ритмично покачивающиеся в воздухе, ох, он бы продал сейчас душу Леворукому, чтобы посмотреть немного левее. Дик переступил с ноги на ногу, как же он устал как устал, когда уже все это закончится! Хотя видения пяток и воображения хватило для того, чтобы быстро и стыдно кончить второй раз. Отдышавшись, и вытерев руку о первую попавшуюся тряпку, Дик прислонился к стенке шкафа и стал ждать…
Он не знал, сколько он там простоял, довольно долго, наверное, потому что у него начало уже затекать все тело, а как-то сильно подвигаться в таком маленьком пространстве было невозможно. Трудно представить, какую острую радость он ощутил, когда услышал особенно громкие звуки и шлепки, после чего все затихло.
- Что там слышно от нашего любезного кардинала? – послышался совершенно будничный, правда, с хрипотцей, голос Эмиля. После долгой паузы, такой же хриплый голос недовольно произнес:
- Южная армия и Альмейда скоро направятся в Ургот.
- В славный город Фельп? Давненько я там не был. Алва знает?
- Только догадывается.
Маршал Юга вздохнул, то ли мечтательно, то ли печально.
– Эй, господин комендант Олларии, не хочешь ко мне генералом?
Послышалась возня и сдавленные смешки.
- Нет, а порученцем? Для особых?
Снова возня, но уже громче, звуки борьбы, а потом поцелуев. Ричарду вдруг стало еще более неловко, чем было.
- Ладно, я вообще-то уже опоздал.
- А я вообще на службе.
- Тебе то можно. – Снова звуки поцелуев. – Ли, а где моя одежда?
- В приемной.
- Создатель!

Только через целую вечность Дик решился выглянуть, а потом и выйти из своего убежища. И то лишь потому, что находиться больше в этом проклятом шкафу не было никаких сил. Прислушиваясь и стараясь не шуметь, а так же не смотреть, ни на кресло ни на стол ни на валяющиеся повсюду странные предметы, юноша выскользнул из кабинета, промчался по коридору, словно за ним гнался сам Леворукий, и успешно покинул дом Савиньяков. Сона радостно приветствовала его. Обняв теплую гладкую шею лошади, Дик прижался к ней пылающим лицом и чуть не разрыдался. Нет, может и хорошо, что он единственный мужчина в семье. Может и хорошо… Эр Рокэ снова будет ругать его за невыполненное поручение…
3 глава

Есть мнение, что счастье – это отсутствие страдания. И чем больше человек страдает, тем сильнее потом его блаженство. По контрасту. Сидя в теплой машине рядом со Стасом, я готов с этим согласиться.
Мы едем по городу, огни фонарей, размытые дождем очень красивы, мы едем по объездной дороге, так ближе до района, где он живет. Эта новая дорога, ровная, со свежей разметкой и красивыми изогнутыми фонарями. Так легко представить себе, что мы уезжаем куда-то прочь из этого города навсегда. Почему бы мне и не поверить в это на пару минут. А на душе становится легче. События предыдущих часов где-то далеко, за туманной дымкой. Я даже не волнуюсь. Правда, умнее от этого не становлюсь.
Когда мы заезжаем во двор, я неуклюже вываливаюсь из машины. Штанины у меня итак по колено в грязи, а я еще умудряюсь запачкаться об автомобиль. Дом многоэтажный, из красного и белого кирпича. Такие в нашем городе стали строить совсем недавно. Планировка тоже непривычная, и я с восторгом понимаю, что еще не бывал ни разу в настолько хорошей квартире. Звенят ключи, Стас проходит первым, и пока я вожусь с ботинками и смущенно думаю куда-бы их поставить, он уже возвращается в светлой футболке и домашних штанах. Почему-то в этот момент совершенно ни к месту меня прожигает желание, такое сильное, что я сжимаю зубы. Я никогда не видел его в чем-то кроме рубашки и брюк, и, пожалуй, я впервые вижу его руки обнаженными почти до самых плеч, и мне кажется, что это просто неприлично. Это руки, которые хочется потрогать, по которым хочется провести ладонью и гладить, ощущая форму, тепло, пульсацию крови в венах. Которые будут держать тебя в танце, управлять тобой идеальными точными движениями. Он выглядит таким домашним и красивым в простой футболке, я почти догадываюсь какая наощупь его кожа под легкой тканью, и забываю, как дышать от захлестнувших меня чувств. Вожделение, любовь, благодарность.
- Чувствуй себя как дома. Ванная дальше по коридору, можешь принять душ и одеть мой халат. Он теплый. Я буду на кухне.
- Спасибо.
- Вообще-то я обещал угостить тебя пивом, - он смеется и проводит рукой по волосам, обычно аккуратные черные прядки встают торчком, заставляя мое сердце сладко замереть. – Но я не большой любитель выпить, и дома ничего такого нет, кроме коньяка. Вот чай с коньяком, кажется, тебе не помешает.
Я радостно соглашаюсь и исчезаю в ванной.
Под теплыми струями воды я выдавливаю на ладонь гель для душа со знакомым возбуждающим запахом, счастье продолжается, переливаясь через край. И тут я начинаю сомневаться. Я напросился в гости к человеку, которого люблю, но который об этом не знает, и скорее всего, если узнает, ему это не понравится. Что мне теперь делать? Если я выдам себя, то это может перечеркнуть даже эту маленькую возможность быть с ним рядом, которая у меня есть. Возможность стать другом. Хотя это итак непросто и маловероятно при нашей разнице в возрасте… И к тому же я сомневаюсь, что смогу удержаться, если он будет слишком близко. Время, когда я почтительно боялся прикоснуться к нему (даже пожимать руку, словно меня ударит током) прошло. Теперь, увидев его лицо довольно близко, как тогда в тренерской, я могу просто слететь с катушек и нарушить дистанцию… тем более мне столько раз это снилось… да и не только это… Я подставляю пылающее лицо под струи воды и позволяю воде затечь в рот, облизываюсь, ее пресный вкус почему-то тоже возбуждает… Кто-то упрямый и порочный нашептывает мне: у тебя сегодня день рождения, ты можешь подарить себе подарок… Сделай то, о чем ты давно мечтаешь. Но я не могу согласиться, я знаю, чем рискую..
Так ничего и не решив, я надеваю халат и иду на кухню.
- Эй… - Стас поднимается мне навстречу с табурета. На столе дымятся две чашечки с чем-то коричневым. – Ты как?
- Я…
Вопрос удивляет меня, пока я не вспоминаю свое отражение в зеркале. Красные глаза, лицо отмеченное печатью дневных страданий и вселенских сомнений.
- Нормально…
Стас хмурится и вдруг подходит и обнимает меня, прижимает к себе. Я знаю, что это чисто дружеский жест, но земля все равно уходит из под ног, и колени становятся ватными. Руки Стаса успокаивающе гладят мою спину, так хорошо в его руках, так и стоял бы вечно… я закрываю глаза.
- Артур… - говорит он тихо, - я вижу, что у тебя случилось что-то скверное, можешь не рассказывать, если не хочешь. Но рано или поздно все наладится. Так всегда бывает в жизни. Поэтому давай ты забудешь о плохом хотя бы на сегодня, идет?
Такой ласковый голос, такие теплые слова. Руки, крепко обнимающие, словно хотят защитить. Я улыбаюсь:
- Хорошо. Спасибо.
- Вот отлично. – Отпускает и взъерошивает волосы у меня на затылке. Ну прям как старший брат. Обидно.
Потом мы сидим за столом и пьем чай с коньяком. Он рассказывает о том, как в прошлый свой день рождения с друзьями ездил в горы. Эта информация в сочетании с тем, что я знаю о нем, никак не укладывается у меня в голове и похожа на сказку. Поэтому я и слушаю как сказку почти все, что он говорит сегодня. И иногда заставляю себя смотреть куда-то еще помимо его лица и красивых губ. Чай кончается, мы берем коньяк и перемещаемся в гостиную.
Я много раз замечал, что когда происходит что-то невероятное, о чем ты не смел и мечтать, ты обычно на удивление спокоен. Как-будто мозг ставит блок, чтобы не оплавиться от переизбытка эмоций. Я спокойно и уютно ощущаю себя в окружении его вещей, в его квартире, окутанной его запахом, больше не чувствую стеснения, словно подышав этим воздухом я сам теперь стал частью этого места.
Мои сырые вещи развешаны на обогревателе и батарее. Мы сидим под колючим покрывалом, потягиваем чай, телевизор мельтешит, создавая даже некоторый уют. Время неспешно идет, и мы просто сидим и разговариваем. Это странно, но так хорошо. Говорит все время Стас, а я молчу как идиот и ничего не могу придумать, и иногда повисают долгие паузы в разговоре, во время которых я затеваю борьбу со своими желаниями. Например, желание потянуться за пультом, лежащим на полу рядом с диваном и как-бы случайно скользнуть по бедру Стаса. Или согнуть ногу, и прижаться стопой к его колену… нет, лучше уж говорить, неважно о чем.
- А ключи у меня украли. – Говорю я, чтобы что-нибудь сказать. – В маршрутке. У тебя когда-нибудь было такое?
- Не совсем… Самостоятельно вот терял пару раз. – Стас прищуривает глаза с красивыми черными ресницами, когда вспоминает что-то, о чем собирается рассказать. Его пальцы машинально поглаживают покрывало. Это так чувственно… - Мне было десять и мы с другом любили гулять на гаражах зимой. Забирались по осине. Было одно любимое место, где вообще можно было просто опереться ногой о замок и подтянуться. Мы с этого гаража прыгали вниз с другой стороны, где куча снега, и насыпь к железной дороге. Прыгаешь, сворачиваешься на бок и катишься вниз. Очень страшно и классно. Вот однажды прыгали и ключи у меня вылетели из кармана, а я не заметил. Потом когда заметил, уже нельзя было найти – горы снега кругом. Пришел домой, сырой, родителей нет, сидел под дверями до вечера зубами стучал. Потом отец пришел, бил ремнем. А на следующий день заболел, бронхит, а потом и воспаление. Замки поменяли, но гаражи с тех пор были для меня запретным местом.
- Поверить не могу, что тебя били ремнем. – Говорю я со смешком.
- Ну это чисто формально, не очень больно. – Стас смеется. – Такая милая семейная традиция.
Я подхватываю смех. Мне так хорошо не было никогда в жизни. Мне кажется, что я должен рассказать ему что-нибудь в ответ, что-то такое откровенное. Но мне не хочется сейчас говорить о матери, о деньгах, о своих проблемах. В голове такая путаница, и кажется, что все это выдумки из какого-нибудь сериала, а настоящее - это мужчина, который сейчас сидит со мной рядом, его красивый профиль, подсвеченный пестрым светом с экрана телевизора, его руки, задумчиво застывшие на покрывале.
Взять в ладони эту кисть с тонкими пальцами, прижать к губам, покрывать поцелуями, потереться щекой и снова целовать, каждую костяшку, каждую фалангу, теплую ладонь…
Вы знаете, каково это, медленно сгорать от какого-то нестерпимо сильного чувства? Лежать рядом с желанным человеком и не иметь права дотронуться до него. Смотреть на изгиб его спины, сведенные лопатки и почти чувствовать ноющей ладонью это прикосновение, которого не произойдет. Решаться, сдерживая дыхание, на отчаянный поступок – «сейчас наклонюсь и поцелую его в плечо», - и ничего не делать.
Мы лежим на расправленном диване поверх покрывала. Сонная тишина. Стас похоже очень устал сегодня, поэтому где-то к часу ночи посреди очередной паузы в разговоре я вдруг замечаю, что он дремлет, повернувшись на бок. Еще раньше он снял футболку, и я имею возможность любоваться его спиной. Совершенно безнаказанно и сколько угодно. Жаль только, что сонная муть периодически накатывает и пытается проглотить меня, но я держусь. Нельзя упускать такие моменты и нельзя допустить, чтобы утро наступило слишком быстро.
- Стас… - осторожно зову я.
- М? – сонный голос, хрипловатый со сна.
- Давай потанцуем?
Смешок. И снова тишина. Я придвигаюсь, подползаю, но не смею касаться обнаженной спины, просто могу лежать близко-близко, губы горят. Я закрываю глаза и словно качаюсь на волнах и в танце. Мелодия звучит у меня в голове, любимый голос отсчитывает ритм, шуршит паркет, паркет скользкий, надо намазать подошвы воском. Солнечный свет, снежинки. Руки у меня на спине, обнимают, руки у меня в волосах… «но рано или поздно все наладится… так всегда бывает в жизни…» Тело плавится от желания танцевать, даже ноет, но все, что я могу сейчас, это с чувством потянуться, так, чтобы свело пальцы ног. Потом, размяв стопы, стряхнув видение, я поднимаюсь с кровати и несколько секунд любуюсь на спящего. Мне хочется осмотреться здесь получше. Под пристальным взглядом хозяина делать это как-то невежливо, поэтому сейчас я хочу воспользоваться возможностью. В гостиной немного мебели: диван, два кресла, телевизор, большая полка с видеокассетами и еще одна наверху длинная на всю стену с книгами и фотоальбомами. На свободной стене две картины. Книжки все сплошь на иностранных языках или по юриспруденции.
А еще в красивой рамке среди книг стоит фотография. Я ее не замечал до этого. На ней трое друзей, красивые юноши в черных смокингах. Стасу было тогда, наверное, столько же лет, сколько мне сейчас. У него открытый взгляд и широкая юная улыбка, как-будто вот-вот засмеется в голос. Я такой у него никогда еще не видел. А может, повзрослев, он разучился так улыбаться. Волосы у него немного длиннее и уложены, как и у других парней на фото, у всех одинаковые прически. Второй юноша тоже черноволосый и тоже улыбается, но он не так красив, как третий. Почему-то сердце неприятно кольнуло, когда я стал рассматривать его. Какой-то очень самоуверенный взгляд и такой же оскал, это смотрится, признаться, очень сексуально, но в то же время как-то дико. Этот блондин обнимает Стаса за плечи. Не знаю почему, но мне становится больно смотреть на фотографию, и я торопливо отворачиваюсь.
Противные голоса внутри напоминают мне о том, что Стас на несколько лет старше меня, у него есть своя жизнь, к которой я не имею никакого отношения, есть свое прошлое, в котором было неизвестно что, а то, что я знаю, это такие крохи…
Кто эти молодые люди на снимке? Кто этот блондин? Почему он ничего не рассказал мне о них, когда рассказывал про танцы? Почему единственная из всех, именно эта фотография стоит в рамочке?
Много вопросов, а я тут чужой, несмотря на то, что каким-то чудом попал сюда. Вряд ли это когда-нибудь повторится… Да и зачем вообще все это Стасу понадобилась? Привез меня в гости, пожалел? Окончательно расстроившись и запутавшись, я ложусь обратно на диван рядом с ним. Как же я все-таки устал. Сопротивляться сну больше нет сил.